Вот один из них, грузин, взмахнул руками и побежал к дороге.
— Бьюсь об заклад, что это грузины! — закричал он.
По улице шли грузинские князья. На груди у них висели золотые пластины. Прохожие уступали им дорогу.
— Грузины, ей-богу же, это наши! — закричал и другой воин.
— Разрази меня гром, если это не Аваг Мхаргрдзели, сын атабека Иванэ.
— Да они и есть, грузинские князья Аваг Мхаргрдзели и Турман Торели. Мне вчера еще один купец сказал, что из Грузии к хану приехали два князя. Это они и есть.
— Что здесь делать грузинским князьям?
— Теперь цари и князья маленьких царств и княжеств обитают при дворе великого хана. Они приезжают, чтобы хан даровал им власть в их собственных владениях и странах.
— Может быть, князья знают что-нибудь о наших семьях. Сколько лет уж как мы ничего не слыхали, как там дома.
— Что они могут знать, если сами они уже два года в пути?
— Видите, у них на груди золотые пластины. Значит, уже были у хана и добились ханской милости. Теперь им открыты все пути от восхода солнца и до заката.
— Счастье людям. А кто еще с ними, этот монгол гигантского роста?
— Это ноион Шидун, близкий родственник хана. Говорят, первый князь Грузии так пленил сердце хана своим обхождением и щедрыми подарками, что хан пожелал породниться с ним и дал Авагу в жены дочь ноиона Шидуна.
Аваг и Торели между тем поравнялись с воинами.
— Откуда вы, братцы? — спросил у воинов Аваг, тоже с первого взгляда признавший в них соотечественников.
— Я из Хачена, — ответил по-грузински армянин.
— Я из Аниси.
— Я из Артаани.
— Я из Каспи.
Странно звучали здесь, в отдаленных монгольских степях, на краю света родные названия. Аваг и Торели со всеми поздоровались за руку.
— Давно вы здесь?
— В этой проклятой Монголии?
Аваг осторожно оглянулся, нет ли наушника, и строго поправил:
— Я имел в виду в монгольском войске.
— Пятый год как меня забрали и увезли из Грузии силой.
— А я служу седьмой год.
— Отпустят ли нас когда-нибудь домой?
— Хоть бы умереть под небом Грузии.
— Нет, живыми они нас не отпустят. Умирать будем в чужих краях. Хоть бы потом лежать в родной земле.
— Чего захотел. Повезут тебя, дохлого, в Грузию, если до нее нужно ехать два года!
— Трудно вам, братцы? — сочувственно спросил Аваг.
— Нам-то всегда трудно. Но здесь мы мечтаем о смерти. В боях нас гонят первыми, и первыми мы погибаем. Города и крепости берутся нашими руками, из добычи же не достается нам и десятой доли.
— Подозревают на каждом шагу, все им мерещатся измены да восстания.
— Лучше, и правда, восстать бы. Все равно, в каком бою умирать. Лучше бы в бою за свободу.
— Тише, услышат, вам же будет хуже, — одернул Аваг разговорившихся воинов.
— А что — тише? Нет никакого терпения.
— Злость кипит на сердце.
— А что у нас дома? Как в Грузии?
— Откуда нам знать, сами два года не видели грузинского неба. В тяжелом пути два года растянулись и кажутся целым веком.
— Вам хорошо, вы скоро поедете домой.
— Да, через два дня мы отбываем. Да и хватит уж с нас мучений, которые пришлось пережить за эти два года.
Ноион Шидун, ушедший вперед, нетерпеливо дожидался своих спутников. И они заспешили распрощаться с земляками.
— Ладно, братцы, будьте здоровы, не робейте. |