Слишком часто люди лишены таких зеркал и таких трансформирующих моментов. Никто не касается нашей жизни волшебной палочкой и не превращает нас в тех, кем мы мечтаем быть.

Художников нам создает Природа, но Искусство учит их правильно выражать себя.

Как Румпельштильцхену, художнику чаще всего приходится явно называть себя. «Я – художник (режиссер, композитор, скульптор, актер, кто-то еще)», – то есть использовать какое-то определение, уже признанное миром. Часто лишенная какой-либо поддержки, идентичность художника держится на упрямом внутреннем знании, на настойчивой и «нереалистичной» уверенности даже перед лицом пугающе малых шансов, сомневающихся друзей; она базируется на разочаровывающих и иногда иссушающих творческих обстоятельствах. И композитор-новичок упорно сочиняет музыку, писатель-новичок пишет, художник-новичок рисует картины, опираясь на внутренний императив.

Мы, художники, часто оказываемся в положении гадкого утенка. Мы растем в семьях, где нас считают «странными», – и постепенно сами начинаем так к себе относиться. (Иногда семья может оказывать поддержку, но культура в целом – нет.) Наше желание что-то создать и добиться чего-то на творческом поприще часто натыкается на фразу: «Что ты о себе возомнил?» Я называю это «расти в комнате смеха», где кривые зеркала искажают устремления нашей души, представляя их эгоистичными и утопическими: «Не задирай нос слишком сильно!», «Что ты о себе возомнил?» И часто непонятно, что на это ответить. Мы можем говорить только что-то вроде «Ну, думаю, я мог бы…» Когда вокруг лишь люди, не видящие в нас художника или не готовые признать, что видят его, наш образ блекнет. Мы начинаем чувствовать одновременно и сомнения в себе, и упрямое внутреннее осознание, что в таком случае нас не интересует их мнение. Мы и понимаем свой истинный масштаб, и боимся, что можем оказаться меньше, чем хотелось бы. Эти внутренние метания очень болезненны.

Мы, художники, можем попытаться ходить даже в обуви, которая нам мала. Если говорят, что она нам по размеру, можно применить великолепное творческое воображение и представить, что это так. И даже сказать себе, что дискомфорт и болезненные ощущения от слишком узких, неправильно выбранных туфель – и неправильно выбранной личной и творческой идентичности – всего лишь проявление нашего эго. И, можем добавить мы, нашей «грандиозности». Для большинства из нас заявить о себе как о художнике равносильно тому, что гею открыто заявить о том, что он – гей. «Думаю, я… думаю, я мог бы быть… я правда идентифицирую себя с… о боже, да, думаю, так и есть». Это очень турбулентный процесс.

Если нас воспитывают как «официально талантливых» в какой-то определенной области и ни в какой другой, мы можем оказаться слепы и глухи к рекомендации расширить понимание своей роли. «Ты такой музыкальный», – часто говорили Джулиусу, но он этого не слышал. В мире Джулиуса музыкальными были его брат, концертирующий пианист, и занимающаяся оперным пением младшая сестра.