— Кормящей матери всегда тяжело найти что-то подходящее, верно?

Я обернулась. Мне улыбалась пожилая женщина в великолепно сшитом костюме.

— Это точно, — согласилась я. — Просто невозможно.

— Самое замечательное в этих брюках — талия из эластичного материала. Весьма предусмотрительно. Да и такой покрой очень стройнит, — она подняла блузку, демонстрируя утягивающий пояс. — А вырез блузки выгодно подчеркивает грудь. Не хотите примерить?

— Вы здесь работаете?

Как могли взять на работу в один и тот же магазин ту наглую соплячку, которая «помогала» мне, и эту милую женщину?

— Да, я здесь работаю. В отделе «От кутюр».

— А, «от кутюр», — кивнула я. Это объясняло цену на ярлычке.

— Хотите примерить? Если вам понравится костюм, мы сможем укоротить брюки, пока вы будете ходить по магазину.

Я задумалась. Никогда в жизни не выкидывала столько денег за один наряд — даже за свое свадебное платье. Оно мне досталось на распродаже за девяносто семь долларов. Девяносто семь долларов и злобный взгляд еще одной невесты — любительницы распродаж, из-под носа которой я его утащила.

— Да, это дорого, — согласилась она, читая мои мысли. — Но зато как сшито. Классный костюм.

Она произнесла заветное слово: мне был дан приказ найти что-нибудь классное любой ценой.

— Ладно, примерю.

Полтора часа спустя мы с Исааком ехали домой. В багажнике лежали атласные брюки, серая блузка и неимоверно дорогие черные туфли с серебряными пряжками. Их мне пришлось купить, чтобы выдержать стиль костюма.

— Я самая классная, правда? — спросила я у своего малыша, когда мы неслись по улицам Лос-Анджелеса в детский сад за Руби.

Днем я поставила Руби видеокассету, мысленно извинившись перед Американской Академией Педиатров, которые только что сообщили по Национальному Общественному Радио, что я наношу непоправимый вред своему ребенку, разрешая ему смотреть телевизор. Исаака я усадила в рюкзачок-переноску «Бэби Бьерн» и стала расхаживать взад-вперед по дому. Пока я ходила, малыш молчал. Целый день я беспокоилась больше о своем внешнем виде, чем о Фрэйдл, и теперь чувствовала себя виноватой. Я уверена, что отец Фрэйдл сам ее не найдет, как бы он ни старался. Я подумала, не позвонить ли в полицию, но поняла, что без помощи Финкельштейнов я далеко не уеду. Да и был шанс, что девушка просто сбежала, чтобы ее не выдали замуж за нелюбимого человека.

Я должна найти ее сама.

Даже сейчас я понимала, что мой интерес к судьбе Фрэйдл смахивает на навязчивую идею. Мы ведь с ней почти не знакомы. Тем не менее по каким-то неясным причинам я ощущала себя ответственной за эту девочку. Может, она напомнила меня в ее возрасте. Может, ее положение разбудило во мне желание творить добро, дремавшее с тех пор, как я работала федеральным защитником. А может, мне просто было нужно отвлечься и не думать о том, насколько я вымоталась и устала.

Я не думала, что Йося позвонит, и он не обманул мои ожидания. Такое поведение, конечно, подозрительно, но ничего с этим я поделать не могла. Не звонить же в полицию и не говорить, что, во-первых, я хочу заявить о пропаже девушки, а во-вторых, я не совсем уверена в честности друга-израильтянина пропавшей!

Мне нужен был совет, и я знала, кто его может дать. Я схватила телефон и, продолжая покачивать Исаака, набрала номер моего старого приюта и оплота — офиса федеральной общественной защиты. Секретарша следственного отдела сказала «Минуточку», — и мне пришлось ждать, пока Эл Хоки поднимет свою задницу и подойдет к телефону.