— А у вас есть сыновья? — спросила я.

— Да я даже не женат еще, — рассмеялся он.

— Так женитесь! Для вас это своего рода обязанность.

— Мне бы не хотелось, чтобы женитьба стала для меня только лишь обязанностью.

Гвеннол пристально смотрела на него, и я поняла: да, она влюблена в него. А я очутилась на пути. Не надо было мне с ними ехать. Нужно было раньше догадаться и сказать, что у меня свои планы. Она почти открыто недовольна моей компанией, а исключительная вежливость Хайдрока не позволила ему выказать свои чувства, вот я и решила, что он просто мечтает пригласить меня в усадьбу.

Бывает крайне редко. Я хочу сохранить все первоначальные замыслы строителей усадьбы.

Майкл вел нас за собой. Путь наш лежал через маленькую гостиную, где меня приняли в прошлый визит, потом мы поднялись по каменной лесенке, миновали галерею и оказались в солярии. Солнце било сквозь широкие окна, наполняя жизнью вытканные на темно-синих гобеленах батальные картины: битва при Нэйзеби и при Морстон-Мурз на одной стене и изображающие въезд принца Чарльза в Лондон — на другой.

Я всматривалась в искуснейшую работу, в дивные сочетания цветов. Хозяин наблюдал за мной, очень довольный таким вниманием.

— А вот и та потайная «дамская клетушка». Пожалуйста, сюда, вот в эту нишу. Вот здесь дамы сидели, вся часовня перед глазами. Давайте и мы присядем на минутку. Гвеннол, я хотел бы, чтобы мисс Келлевэй услышала о нашем фамильном привидении.

— Эта история понравится тебе, Эллен. Редко встретишь такое славное привидение, — кивнула Гвеннол.

— Когда-то жили в этой усадьбе три девушки, три сестры, — начал Майкл. — Они очень хотели выйти замуж, но отец их все не давал согласия на брак ни одной из дочерей. Тогда одна сбежала из дома, навсегда покинув семью. Остались две сестры. Шли дни, и они становились все старше. Жизнь стала сплошной печалью и для них, и для их родных. Никогда они так и не простили отца, и кончилось все тем, что он на смертном одре просил, умолял дочерей о прощении, но… не получил его. И душа старика мечется, тоскует до сих пор — это и есть наш призрак. Говорят, он кроток и добр. Он бродит по дому, пытаясь заслужить прощение, искупить свои ошибки тем, что помогает всем любящим в этих стенах обрести свое счастье.

— Действительно, на редкость славный характер у вашего привидения.

— Скончался старик в этой комнате. Говорят, с тех пор лучше нет для влюбленных уголка. В те старые времена у дальней стены стояла за ширмой его кровать. Говорят, все браки Хайдроков оказываются счастливыми, благодаря вечным трудам нашего призрака.

— Ну, наверное, свои грехи он уже искупил?

— Надо полагать. Но как приятно сознавать все это, например, невестам, которые входят в этот дом, уверенные в будущем своем счастье, потому что знают, что старый Саймон Хайдрок не допустит иного.

— Неплохо же стать невестой какого-нибудь Хайдрока!

Майкл улыбнулся мне.

— Смею уверить вас, что это так. Моя мать часто рассказывала мне эту историю. Она сама была и счастливой невестой, и счастливой женой. «А когда ты обзаведешься невестой, — говорила она, — скажи, что о ней у нас позаботятся особо».

— А каково жилось вашей матери?

— Счастливо. Потому что она умела быть счастливой. А это ли не счастье? Два человека в одних и тех же обстоятельствах совершенно по-разному могут вести себя: один будет довольствоваться тем, что имеет, другой будет беспрестанно жаловаться.