Он продавал крестьянам железо, соль, рыбу, кожи. Крестьяне, которые что-то осмеливались купить на стороне, подвергались штрафу в шестнадцать гривен.
— В наши дни такого пана горожане не потерпят, поколотят, а имение его разграбят! — решительно объявила пани Мыльская.
— Да, это — сепаратизм.
Пани Мыльская покосилась на гостью, мудреных слов она тоже не переносила, но смолчала-таки на этот раз. Уж очень ее удивляло: девица, а рассуждает о делах хозяйства заправски, толковей иного управляющего.
— А где же твое имение, я что-то не поняла? — спросила пани Мыльская, собственноручно подкладывая пани Ирене на тарелку самый нежный и сочный кусочек.
— Село Кохановка.
— Как так?! — воскликнула пани Мыльская. — Село Кахановка и все земли вокруг принадлежат князю Иеремии Вишневецкому.
— Это верно! — глаза пани Ирены потемнели, а по щекам пошли красные пятна. — Князь Иеремия взял у мамы Деньги и отдал в посессию села и землю.
— Под залог, значит, — перевела для себя пани Мыльская.
— Да, моя мать дает деньги в рост, — просто сказала пани Ирена, сообразив, что говорить правду — самый верный тон в общении с пани Мыльской. — Отец оставил нам всего десять тысяч злотых, но в имении было несколько рыбных прудов. Мама приказала их спустить все разом и выручила еще тысяч пять — семь. Эти деньги стала давать взаймы под посессию.
— А ведь кто безденежный у нас? Князья да гетманы. Дивное дело! — пани Мыльская звонко шлепнула себя по ляжкам. — Чем больше туз, тем больше ему нужно. Екатерина Радзивиллова, из Тышкевичей, все свое серебро закладывала. А у пана Корецкого в посессии, говорят, больше двадцати сел.
— Пан Корецкий в нынешнем году передал матушке моей два больших села.
— Корецкий — мот, но князь Иеремия — серьезный человек. Пол-Украины под ним, а деньги занимает!
— Князь Иеремия содержит армию.
— А на что ему армия? Слава Богу, о войне не слышно.
— Война — мужское дело, но после пережитого я, пожалуй, тоже армию соберу… — У пани Ирены слезы так и закапали в тарелочку с соусом.
— Ну, будет тебе! — пристыдила пани Мыльская. — Истая полька, а глаза на мокром месте. С меня бери пример. Подкорми хорошенько дворню, дай оружие, а на баловство — сквозь пальцы смотри.
— Какое баловство?
— Ну, если на дорогах будут пошаливать или хутор какого-нибудь богатого казака пощиплют. — Пани Мыльская налила епископского вина и весело подняла кубок. — Бедным вдовам ждать защиты неоткуда, вот мы сами себя и обороняем. Пей трофей!
Пани Мыльская закатилась молодецким смехом, еще вина налила.
— И крепко, и вкусно. Держись, ваше преосвященство, сама в другой раз наеду. А много ли князь Иеремия денег взял?
Пани Ирена посмотрела на пани Мыльскую с укором, но ответила:
— У Вишневецкого был огромный долг. Он у Мартына Ходоровского двадцать тысяч занимал и только два года назад избавился от кабалы. Закладывал Гнидаву, Великий Раковец, Кохановку… У матушки он взял девять тысяч.
— Неужто казаки бучу затевают? Вишневецкий сквозь землю на косую сажень видит. Не для потехи же ему войско?
Дверь приотворилась, и щекастое лицо сообщило:
— Еще гости приехали. Чего сказать им?
— Кто?
— Пани Выговская с родственницей.
Пани Мыльская поднялась из-за стола, голос у нее стал трубный.
— Иду! Иду! Желанному гостю сердце радуется, — и шепнула: — Украинцы. |