Гизеллы с демоном не было. Он стоял один, окруженный красным сиянием, склонив голову вниз, занятый чем-то так сильно, что не почувствовал запаха подкрадывающегося к нему человека. Конан быстро сообразил, что это за красное сияние вокруг Тахора. Зеленокожий демон стоял у выхода из пещеры. Только куда вел этот выход? Конан осторожно подобрался ближе, и разглядел; что перед Тахором пустота. Пожалуй, это был неплохой шанс. И медлить не стоило.

Конан поудобнее перехватил шаманский посох и принял как можно более устойчивое положение, так чтобы вложить в удар всю силу разбега и собственного веса.

Он уже было начал бег, распрямившись в первом толчке, как мощная пружина, но вдруг увидел Гизеллу в объятиях Тахора. Она прильнула к демону, вися над пропастью.

– Хотела сбежать от меня? – спросил Тахор пленницу. – Так просто вот взять и разом покончить с собой? А как же все те муки, которые я тебе обещал?

И Тахор поставил принцессу перед собой на твердую почву.

Гизелла оглянулась через плечо и посмотрела вниз.

– Похоже, нам следует, продолжить разговор в другом месте, – сказала она.

Тахор отодвинул принцессу в сторонку и склонился над пропастью. Удобный момент настал. Конан снова бросился вперед, и его таран в виде металлического черепа толкнул зеленокожего демона в спину с такой силой, что он взмахнул руками и полетел вниз.

Гизелла пошатнулась и едва не устремилась вслед за демоном, но Конан схватил ее за руку, с силой сжав ее. Принцесса обернулась. Улыбка появилась на ее прекрасном лице. Затмив призрачный красный свет, словно во мглу преисподней заглянуло само солнце!

– Конан! – сказало солнце. – Я думала, ты погиб.

– Ну, убить меня еще никому не удавалось, – ответил Конан и посмотрел в пропасть.

Тахор повис на середине, опутанный щупальцами жутких подземных созданий, похожих на черепах. Он отчаянно сопротивлялся, и, несмотря на попытки чудовищ сожрать его, им пока не удалось отхватить ни одного кусочка. Единственное, что им удавалось, так это кусать самих себя, ибо Тахор весьма ловко уворачивался от кинжалоподобных зубов тварей, подставляя их собственные щупальца.

– Он позаботится о себе сам, – сказал Конан. – А нам нужно поискать выход.

На мгновение он встретился взглядом с взглядом зеленокожего демона. В них сквозили ненависть и гнев, которых хватило бы, чтобы повергнуть в панический ужас добрый десяток офирских гвардейцев. Но Конан лишь ухмыльнулся. Взглядов он не боялся. Каких бы то ни было.

В темноте хода послышался пронзительный вопль. Конан напрягся и перехватил посох двумя руками, но в следующий миг расслабился. Он узнал этот вопль. Призыв знакомой обезьяны. Потом она сама вышла на свет. Вид у нее был весьма усталый.

Она протянула передние лапы к Конану, как ребенок, который хочет к отцу на руки. Киммериец поднял ее перед собой. Обезьяна продолжала что-то лопотать на своем языке, то и дело, обнажая маленькие клыки и поводя глазами.

– Жаль, что мы не понимаем тебя, малыш, – вздохнул Конан.

Зверек вдруг замолчал, словно понял, что разговаривать с этими людьми бесполезно, и заворочался в руках Конана, прося опустить его на землю. Оказавшись на земле, он указал маленьким черным пальцем вглубь хода и направился туда.

– Надеюсь, твоя обезьяна знает, куда идет, – сказала Гизелла.

– Я тоже, – ответил Конан и, подняв принцессу на руки, пошел вслед за обезьяной.

12

Мать Тахора, умирая, оставила ему в наследство только свое тело, но тело вполне роскошное. Она была женщиной тучной, и в ней было много мяса и жира, этого хватило, чтобы вскормить быстро растущего сына. Кроме того, в пещере было холодно, и мать сумела сохраниться съедобной достаточно долго, чтобы сын окреп и научился добывать пищу самостоятельно.