|
Если я узнаю подлинную историю, то передам тетради с признаниями в ГОСР, в Вашингтон. Это должно убедить их в том, что никакой нефти в той части Судана нет. Должно, потому что они-то вас не знают. Прошло несколько мгновений, а потом он увидел, что она слегка кивнула, как будто получила откуда-то послание. — Так и быть, но я вложу в ваши руки человеческие жизни. Вы готовы? — Да. К этому мне не привыкать. — Я знаю, и я расскажу не только благодаря сделанному предложению, хотя оно и само по себе великодушно, но и потому, что вы любите правду больше всего на свете и, не докопавшись до нее, не остановитесь, а я не хочу, чтобы это продолжалось. — Она перевела дух и сказала — Ричардсон действительно нашел ловушку диагенеза в верхней части бассейна Собата, шестьдесят миллиардов баррелей или больше. Я уничтожила все их данные и послала их на дорогу, которая, как я знала, была совсем незадолго до этого заминирована врагом. — Потому что так велел Бог? — Нет, сама додумалась. — Выступить в роли Господа Бога? — Да. И не судите меня. Это не на пользу душе, а меня будет судить более суровый суд. — Но почему? Нефть сделала бы их богатыми. Ваш народ. Неужели вы не хотите, чтобы они купались в богатстве? — Нет. Они и без того счастливы. У них есть их коровы, их Бог и жизнь, которую они могут защитить. Но нефть разрушила бы их мир до основания. Деньги и оружие хлынули бы в Судан со всех сторон. Потребители нефти и правительство Судана руками наемников изничтожили бы их всех до последнего младенца ради того, чтобы где-то далеко люди могли без забот заливать полные баки своих автомобилей. А сейчас у них есть шанс. Когда так называемый цивилизованный мир рухнет, их край, возможно, окажется безопасным местом. Может быть, потомки Дол Бионга станут князьями-епископами нового маленького государства, и не исключено, что из этого проистечет нечто хорошее. Точно неизвестно. Но я готова на что угодно, лишь бы дать им этот шанс. На все, что угодно. Паз увидел, как ее лицо становится лицом безумной святой, но тут прозвенел дверной звонок. — Пожалуй, на этом и закончим, — промолвил Паз. Он направился к двери, отворил ее и увидел рослую, худощавую молодую женщину в облачении ОКХ. Монахиня с высокими скулами, огромными раскосыми глазами и блестящей темной кожей. — Динка! — воскликнул Паз, в изумлении от того, что «Признания Эммилу Дидерофф» вдруг ожили прямо на его глазах. — Да, — просто сказала женщина. Но тут Эммилу с радостным возгласом бросилась ей на шею, они обнялись и защебетали на звонком наречии. Потом последовало знакомство: прибывшая оказалась Мэри Диак — третий номер расчета знаменитой пушки, ныне повзрослевшая и ставшая послушницей. Потом они снова перешли на язык динка. Паз выдержал приличествующую случаю паузу и сказал: — Ну что ж, Эммилу, счастливо. — Счастливо. Передайте Лорне мои наилучшие пожелания. И не думайте обо мне плохо. — Не буду, — пообещал он. — Вы играли теми картами, которые были на руках. Но я коп, или был им, и людское вранье действует мне на нервы. Он протянул ей руку для традиционного рукопожатия, но она схватила ее обеими ладонями, вонзила в его глаза взгляд своих голубых очей и сказала: — Помните, в ваших руках жизни людей. — А что, если я проболтаюсь, вы будете мне мстить? — Нет, но спокойно спать вам не придется. Вы знаете, что я имею в виду. Он знал, и его прошиб пот. |
