|
Вот где точно можно свихнуться. Вокруг одни психи – орут, бесятся. С испуга я и сама, наверное, спятила. Тоже начала вопить, и на меня надели смирительную рубашку. Ну, и поскольку моему мужу это по карману, меня отправили сюда. Я сама подписала бумагу, что согласна. А потом, когда захотела отсюда выйти, он сделал так, что меня уже не выпустили – на законном основании держат здесь против моей воли. Я тут уже целых пять месяцев. Согласно этой бумаге, я находилась в павильоне «Вяз», и там было очень прилично: разрешается курить, носить платья с ремешками, даже косметикой можно пользоваться сколько хочешь. Но когда я узнала, что он официально упек меня сюда, со мной случилась истерика, и я психанула по-настоящему. И вот за это оказалась в «Репейнике». Так что предупреждаю: води их за нос, прикидывайся. Я этого не делала, закатывала истерики каждый день, отказывалась принимать пищу и подчиняться их правилам. Целых три недели пролежала в этой проклятой ванне. А ты должна уметь играть. Есть только один способ: делать все так, как они велят. Сейчас я веду себя как ангел, и вскоре меня переведут в «Пихту». Побуду немного там, потом в «Вяз», потом в «Ясень», потом в амбулаторное отделение… а потом на свободу.
От страха Нили прошиб холодный пот. – Но ведь это же несколько месяцев. – Да, примерно год, – радостно подтвердила Мэри Джейн. – И ты смирилась с этим? Женщина пожала плечами. – Конечно, смирилась. Уж я постаралась – целую неделю вопила и орала. Но с ними бесполезно бороться. Они покажут историю болезни твоему адвокату или мужу, или тому, кто тебя опекает и поместил тебя сюда. На бумаге это выглядит плохо: «Пациент впадает в состояние истерии», «Пациент нуждается в ограничении активности. Двенадцать часов в ванне». Потом адвокату говорят: «А теперь дайте свое согласие на то, что она должна остаться здесь еще на три месяца. Разве вы не хотите, чтобы и вы, и общество получили назад здоровую и энергичную женщину?» Ясное дело, имея с нас по полторы тысячи в месяц, они могут и не торопиться. Так что я решила не бороться с ними. Пережду здесь. И потом, ну что я теряю? Идти мне некуда. Хэнк, мой муж, сейчас с Другой. Но он, по крайней мере, не может жениться на ней. А мое лечение влетает ему в полторы тысячи каждый месяц. – Но ведь я поступила сюда всего на восемь дней для лечения сном. – Для чего? – странно посмотрела на нее Мэри Джейн. Нили пояснила ей, что такое лечение сном. Мэри Джейн улыбнулась. – Здесь его вообще не проводят. Тебе тут даже анальгина не дадут. – Мне что-то дали выпить вчера ночью, – с гордостью сказала Нили. Мэри Джейн рассмеялась. – Да уж, мы тебе отдали должное. Ты в самом деле прорвала парусину? Об этом все слышали. – Да, и кроме того, я скоро выберусь отсюда. Мэри Джейн улыбнулась. – О’кей, я обеими руками за это. Покажи мне, как это сделать. Посмотри на Пегги – вон как они ей мозги промыли. Подошла Пегги, двадцатипятилетняя привлекательная блондинка. – Рассказываешь ей мрачные истории наших болезней? – спросила Пегги. – А ты почему здесь? – поинтересовалась Нили. – Потому что я была психически ненормальная, – охотно ответила Пегги. – Ничего подобного, – возразила Мэри Джейн. – Потеряла двух детей подряд – мертворожденные. От такого у любой будет депрессия. Пегги выдавила из себя улыбку. – Помню только, что я начинала плакать, стоило мне увидеть куклу в витрине магазина. Когда поступила сюда, все обострилось. Сорок раз ко мне применяли шоковую терапию. |
