Анна представила себе Элен, блаженствующую на своей широченной кровати, и непроизвольно вздрогнула, стоя в неотапливаемом общем коридоре. Но несмотря на то, что рядом вертелась Нили, стоя над душой, любопытство одержало в ней верх.

– Элен, ты сказала, что сама  стираешь себе чулки и трусы?

– Э-э, да ты шутишь, – прошипела Нили, – Конечно, сама, – ответила Элен.

– Честно. Еще моя старушенция приучила меня, и, хотя у меня есть служанка, я делаю это каждый вечер, прежде чем лечь спать. Наверное, это во мне ирландское, от О’Лири.

– Это твоя настоящая фамилия? Нили не выдержала.

– Сейчас вернусь. Накину махровый халат, если мы собираемся болтать. Здесь холод собачий. – Она убежала в комнату.

– Нет, настоящая – Локлин, – ответила Элен. – Шотландская Кровь во мне течет шотландская, французская и ирландская. Но я сменила Локлин на Лоусон. Мне казалось, это будет лучше смотреться на афишах.

– Ты говоришь так, словно всегда знала, что твое имя появится на афишах.

– А ты что, мне не веришь? Я уже с десяти лет пела на благотворительных концертах. В шестнадцать начала брать уроки пения. А два года спустя меня уже начали прослушивать на пробах. Получила маленькую роль и песенку в одном бродвейском шоу. Отзывы в прессе были сплошь восторженные. Поражены были все, но только не я. Если бы я не верила, что пою дьявольски хорошо, то не стала бы и пробоваться на ту роль.

– Значит, у тебя никогда не было неприятностей и никогда не приходилось искать работу?

– Она добилась всего сразу, – Нили уже вернулась, закутанная в теплый махровый халат, грызя хрустящее печенье. – Вот почему она так по-сволочному и относится к таким, как я: не знает, что это такое – пробивать себе дорогу в жизни.

– Нет, я добилась этого легко, – продолжала Элен. – Допускаю, что так легко получается не у всех. Но ух если в человеке что-то заложено, он своего добьется. И точка! У кого-то времени уйдет чуть больше, но, если в ком действительно что-то заложено от бога, он не потеряется в этой схватке. Терпеть не могу всякий дерьмовский треп о тернистом пути на вершину, который то и дело слышу… обо всех этих талантах, что не могут пробиться. Чтобы пробиться, требуется больше, чем просто хороший сильный голос. Черт подери, петь-то могут многие девушки. Сама слышала певичек в оркестрах, которые зарабатывали всего семьдесят пять долларов в неделю, а голос у них был получше моего. Но им не хватало этого самого…

Анна переступила с ноги на ногу, и ее заколотило от холода. Свое пальто она оставила в комнате у Нили.

– Элен, мне нужно лечь. Тепло отключили, и а мерзну.

– Я подожду.

– Но я не могу… Я имею в виду… телефон…

– Что, провод короткий?

– Телефон Висит в общем коридоре.

– Что-о-о?

– В коридоре. Я же снимаю меблированную комнату. Своего телефона у меня нет.

– Да ты шутишь! Хочешь сказать, что носишь на пальце камешек за полета кусков, а телефона у тебя нет? Где же ты живешь, черт подери?

– На Пятьдесят второй стрит, как раз у магазина «Леон и Эдди».

– Но это же грязный  район! – воскликнула Элен. Тут ее голос изменился. – Ах, да какого черта, ты же скоро замуж выходишь. Но как ты можешь жить без своего телефона в комнате?

– Да он мне и не особенно нужен.

– Ну и бога ради! – До Анны донесся зевок и шуршание разворачиваемой газеты. – О-о, я вижу, обо мне тут две колонки, – проговорила Элен сонным голосом.