Ложный дядюшка, опираясь на палку, проковылял в солярий и разлегся там. Бабушка Китон приготовила Бобби противное, но полезное питье; Джейн решила отложить неприятное дело до полудня. Бобби читал «Книгу джунглей», спотыкаясь на трудных словах; на какое-то время в доме воцарился мир.

Джейн надолго запомнила этот день. Дом заполняли разные запахи: запах пекущегося хлеба из кухни, влажный и пряный аромат цветов с улицы; отдающий пылью, густой запах, исходивший от нагретых солнцем ковров и мебели. Бабушка Китон поднялась в свою спальню, чтобы смазать лицо и руки кольдкремом, а Джейн стояла в дверях, оглядывая комнату.

Спаленка очаровывала своим прозаичным уютом. Волнами вздымались жестко накрахмаленные белоснежные занавески; на комоде стояло множество замечательных предметов: подушечка для булавок в форме куклы, маленькая красная фарфоровая туфелька, а на ней — совсем уж крошечные фарфоровые мышки; брошка с камеей и портретом бабушки Китон, когда она была девочкой.

И тут медленно, но настойчиво начала усиливаться пульсация — она чувствовалась даже здесь, в этой спальне, куда подобное вторжение казалось Джейн просто невероятным.

Сразу после ленча раздался звонок; это приехал отец Джейн, чтобы отвезти ее обратно в Сан-Франциско. Он спешил, боясь опоздать на поезд, и прежде чем они укатили на такси, хватило времени лишь на то, чтобы перекинуться несколькими словами. Все же Джейн ухитрилась сбегать наверх попрощаться с Бобби — и объяснить ему, где спрятано мясо.

— Ладно, Джейни, — сказал Бобби. — Счастливо.

Она знала, что ей не следовало перепоручать это дело Бобби.

Всю дорогу до станции ее неотвязно грызла совесть. Она как-то смутно слышала голоса взрослых: кто-то сообщил, что поезд очень сильно опаздывает, и потом отец сказал о том, что в городе сейчас цирк…

Цирковое представление было хорошим. Джейн почти забыла о Бобби и о том, что может произойти, если Бобби не выполнит своего обещания. Выйдя вместе с толпой из шатра, они оказались в голубом полумраке приближающегося вечера. И вдруг впереди Джейн увидела в толпе знакомую маленькую фигурку; у нее упало сердце. Она поняла.

Мистер Ларкин заметил Бобби почти одновременно с нею. Он громко окликнул его, и через несколько секунд дети уже глядели друг на друга. Пухлое лицо Бооби было мрачным.

— Твоя бабушка знает, что ты здесь, Бобби? — спросил мистер Ларкин.

— Ну… думаю, что нет, — ответил Бобби.

— Тебя следует выпороть, молодой человек. Пошли, оба. Нужно сейчас же позвонить ей. Она перепугается до смерти.

В закусочной, пока он звонил, Джейн смотрела на своего двоюродного брата. Она впервые почувствовала тяжесть бремени взрослых — сознание неисполненного долга.

— Бобби, — спросила она, — ты был?

— Отстань от меня, — огрызнулся тот. Они замолчали.

Вернулся мистер Ларкин.

— Никто не отвечает. Я вызвал такси. У нас как раз хватит времени отвезти Бобби до отхода поезда.

В такси тоже все молчали. О том, что, возможно, происходит в доме, Джейн не думала вовсе. Мозг имеет свою автоматическую защиту. И в любом случае, теперь уже было слишком поздно..

Когда такси подъехало к дому, в темноте оранжевыми квадратами сверкали окна. На крыльце толпились люди, блеснул значок полицейского офицера.

— Дети, ждите здесь, — с беспокойством проговорил мистер Ларкин. — Не выходите из машины.

Таксист пожал плечами и вытащил сложенную газету. Мистер Ларкин поспешил к крыльцу. Джейн на заднем сиденье заговорила с Бобби; ее голос звучал ласково.

— Ты не пошел, — прошептала она. Это даже не было обвинением.

— Мне наплевать, — прошептал в ответ Бобби.