И вот после этого коллега пробормотал нечто удивительное, совершенно удивительное. Он, должно быть, бредил. Он бормотал: «У них действительно нет кайзеров. Они сумасшедшие. У них действительно нет кайзеров».
Ливка. Он то и дело повторял эти слова и иногда горько всхлипывал: «Надули, надули, надули!»
Лавуга. Когда мы выгребли коллегу Хогельмана, случилось еще нечто чудовищное. Каспарек вдруг как завизжит, ну как, как… Словом, изо всех сил.
Ливка. Ее укусили. Невероятно, но факт. Каспарек выдернула ногу из-под груды актов. Нога и в самом деле кровоточила. Каспарек, продолжая визжать, стала пробиваться к выходу.
Лавуга. Знаете, просто нет никакой возможности передвигаться, когда весь пол завален по пояс бумагами. Ну так вот, потом мы вытащили коллегу Хогельмана из подвала, а он дорогой опять говорил что-то несуразное.
Ливка. Он кричал: «Живей, живей, а то они вернутся! Поднажмите, коллеги мои, не то страхолюдины вернутся!»
Лавуга. Когда мы уже выбрались из подвала, у него вырвалось: «Коллеги, еще немного, и вы бы опоздали». Тут он потерял сознание.
Вот что рассказали нам Лавуга и Ливка. Они выпили еще по рюмочке виски и доели печенье. По их разумению, события вполне могли развиваться таким образом: папа, скорее всего, раскрыл какое-то жульничество, связанное со страхованием автомобилей. Причем большой давности. Это и побудило его вернуться в контору в надежде, что в подвале в старых делах ему удастся отыскать какие-то следы обмана. Там ему стало дурно, и он упал в обморок. А когда очнулся и увидел рядом с собой крыс, то лишился сознания вторично. Крысы и впрямь изрядная мерзость.
Жаль только, что столь честолюбивые коллеги, как господин Хогельман, никогда и никому не доверяются, если им удастся наткнуться на что-нибудь любопытное, иначе его давно бы уже нашли.
Мама с готовностью согласилась, что это и впрямь достойно сожаления.
Мы тоже поспешили заверить Ливку и Лавугу, будто все дело в крысах.
Ливка сказал, этот случай должен послужить уроком для автостраха. Они уже сегодня везде насыплют ДДТ или другой порошок. Потом Лавуга сказал еще, директор автостраха просил передать папе, чтобы он как следует отдохнул и скорее поправлялся, поскольку фирма нуждается в таких добросовестных, преданных делу сотрудниках, как папа.
За сим Ливка и Лавуга удалились, и я смог наконец-то выпить Лавугину колу.
Хорошо, что история подходит к концу: завтра утром мне снимают гипс с ноги, и я уже вряд ли так скоро засяду за писание. В последней главе я расскажу, как Ник помог всем нам выпутаться из затруднительного положения.
После того как Ливка и Лавуга удалились, мама осмотрела папу. Папа стонал гораздо реже. Но мама все не могла успокоиться. Она позвонила доктору Биндеру, который нас лечит. Доктор Биндер не заставил себя ждать, живет он в двух домах от нас. Он измерил папе давление, пульс, температуру. Папа ненадолго пришел в сознание, устало обвел всех взглядом, пробормотал: «Господи, дома!» — и сразу же опять забылся.
Доктор Биндер сказал, что у папы давление, пульс и температура в пределах нормы. Но потом все же взял карманный фонарик и посветил папе в глаза. Перед этим он, как вы понимаете, приподнял папины веки, потому что папа лежал с закрытыми глазами. Какие-то рефлексы навели профессора Биндера на мысль, что у папы сотрясение мозга. И не такое уж легкое, впрочем, и не слишком тяжелое — среднее. Он прописал папе полный покой. По его словам, не повредил бы компресс на голову. Но он сказал это исключительно ради мамы, зная мамину страсть к компрессам. А перед уходом доктор Биндер сказал маме: «Ваш супруг, сударыня, вероятно, в будущем и не вспомнит о происшествии. Так иногда бывает при сотрясении мозга. Не исключено, что в его памяти образуются и более существенные провалы».
«Ой, как это было бы прекрасно!» — брякнула мама. |