Ила становилось всё больше, песчаные берега исчезали под его слоем. Озеро мелело. Однако, была в этом и хорошая сторона: теперь оно быстрей прогревалось и это одинаково нравилось и Ване, и зелёным лягушкам, которые не умолкали здесь весь день напролёт.
Становилось жарко. Солнце забралось высоко и стояло почти над самой макушкой. Ваня прищурил глаза, приставил руку козырьком ко лбу и осмотрелся. Вокруг — никого. Он скинул одежду и вошёл в воду. Водоросли щекотно цеплялись за ноги, Ваня ёжился от их шершавых прикосновений и тихо смеялся. Потом вдохнул поглубже, зажал нос рукой и нырнул. Проплыл немного под водой, неумело бултыхая ногами и продолжая зажимать пальцами нос. Отфыркиваясь вынырнул и тут же услышал громкий заливистый смех. Ваня оглянулся. На берегу, возле раскиданной как попало одежды мальчика, сидел Урт и, смеялся, закрыв лицо руками.
— Вот нырнул, так нырнул! Нырок!.. — давился тихим смехом водяной.
Ваня вытер ладонью лицо и обиженно поковылял к берегу.
— Ты, Урт, ужасно вредный, — прошептал мальчик. — Даже вреднее нашего Фомы.
— Ты уж прости меня, я не со зла, — попросил Урт, успокоившись. — Но я последний раз так смеялся, когда Фома случайно в озеро упал. На глине оскользнулся. Он тогда так чихал, кричал и плевался, что кувшинки средь бела дня закрылись, — он покачал головой. — Как же это ты так делаешь-то…
Водяной, делано осторожно ступая по траве, подошёл к воде, вошел по колено, сгорбился, зажал двумя пальцами нос и плюхнулся в воду. Забарабанил ногами по воде, подняв тучу брызг, и, не продвинувшись ни на чуть-чуть, встал. Смех его камнями-«лягушками» заскакал по рябящей воде.
Ваня сидел на берегу и с неудовольствием смотрел на водяного, который несмотря на все свои старания, никак не мог удержаться от смеха.
— Ты перед тем, как нырять, лягушек с головастиками подальше отгоняй, чтоб не видели. А то их со смеху судорога схватит. Потонут, жалко, — улыбаясь вздохнул Урт. — Ох, ты и пловец!
Ваня сидел надутый и чувствовал, как обсыхает кожа на плечах, как капельки скатываются с мокрых волос по спине. От этого было щекотно и хотелось шевелить лопатками.
Вообще-то Урт был очень добрый и миролюбивый, но сегодня на него, видно, нашло насмешливое настроение. Угомонившись, он вернулся к Ване, снял с его головы кусочек какого-то водного растения и сказал:
— Ладно, не дуйся на меня. Я не со зла, просто ты смешной очень. Давай лучше я тебя нырять научу. Хочешь?
Урт говорил неторопливо и плавно, так же как несёт свои воды речка Ягодная Ряса, что протекала неподалёку. Ещё он слегка едва заметно «окал» и растягивал слова, отчего они становились похожими на речные камни «голыши» — такие же светлые и гладкие.
Мальчик повернулся к водяному, заглянул в его голубые, играющие бликами, как вода в озере, глаза водяного и понял, что совсем не сердится.
Потом Урт два часа учил Ваню нырять, и когда у него уже начало что-то получаться, на берегу появился Фома.
— Эй, утки, не закурнались ещё? — весело загорланил он. — Особенно ты, лягушка белая узкоглазая, цапли тебя ещё не склевали?
Урт достал со дна пригоршню песка и сделал вид, что хочет кинуть им в домового. Тот хохотнул и бросился в тростники, откуда тут же раздалось:
Урт засмеялся. Через секунду домовой вышел из своего убежища и уселся на берегу.
— А я сижу дома один. Скучно, мыши от жары спать легли. Дай, думаю, пойду гляну, не утопли вы тут, а то ещё спасай вас. Мороки — то…
Ваня с Уртом подошли к нему. Домовой кивнул им, пошевелил пальцами ног.
— Жарынь какая. Страсть. Аж душа заходится. |