Сел в постели, сердце бьётся, рубашонка на спине вся от пота мокрая, руки дрожат. Посмотрел за окно, где в тишине и покое, словно огромные добрые животные, спали деревья. Яркие летние звёзды сияли над их чёрными спинами. И вдруг Ваню осенило, прислонился он к бревенчатой стене, замер и прислушался. В стене жалобно, будто плача, звенели колокольчики.

Не помня себя от предчувствия беды, Ваня вылез через окно на улицу и поминутно оглядываясь пошёл вокруг дома. Яркими штрихами пролетали через небо падающие звёзды, кто-то шуршал и фыркал в травах, жгуче жалилась крапива. Мальчик вздрагивал, но продолжал идти. Когда становилось совсем страшно, он останавливался, прижимался к тёплым, прогретым за день брёвнам и страх куда-то исчезал. Ваня вздыхал и шёл дальше.

Возле одной из стен дома стоял небольшой стожок сена, что привезли на конюшню. Сено подмокло во время одного из редких в то лето дождей. Его собирались разложить просушиться на солнышке, но конюху было всё как-то недосуг и стожок стоял уже несколько дней. Сам не зная почему, Ваня остановился перед ним широко открыв глаза и не в силах сделать больше ни шага. В темноте стожок походил не то на сгорбившегося мохнатого медведя, не то на растрёпанный снежный сугроб. Ваня постоял немного, перевёл дух. Он уже совсем собрался идти дальше, как вдруг стожок ярко вспыхнул, осветив стену, деревья и траву нестерпимо ярким, как вспышка молнии, светом. Пламя вырвались наружу, замахало красными рукавами, запело трескучую песню, пустилось, хохоча, в пляс. Огонь нестерпимым жаром окатил лицо мальчика. Ваня отшатнулся и упал на землю. Языки пламени принялись лизать брёвна дома и край крыши. Ваня хотел закричать, но немота вдруг сдавила его горло, свела губы. И тут клок тлеющего сена упал ему на ногу.

— Пожар! — завопил он. — Горим! Папенька, пожар!

Его словно подбросило в воздух и он понёсся к конюшне. Схватил там грабли с длинной ручкой и, не переставая голосить, побежал обратно. Обжигая лицо и руки, приблизился к стожку, что было сил упёрся в бок горящей кучи и свалил её на бок, подальше от стены дома. Потом принялся отгребать горящее сено к кустам.

Вскоре на помощь ему подоспели папенька и конюх. Вместе они быстро справились с огнём, раскидали сено и дали ему спокойно догореть в бурьяне.

К Ване подбежала закутанная в шаль маменька, обняла его, осыпала поцелуями красное лицо. Подхватила на руки.

— Господи, — плача пробормотала она, проводя руками по его волосам, — все кудряшки обгорели. И брови и ресницы…

Она легонько тронула его лоб.

— Не надо, маменька, больно, — сказал, поморщившись, Ваня.

От догорающего сена валил белый удушливый дым.

— Пойдём в дом, — сказала мать и засмеялась сквозь слёзы, — спаситель ты наш.

— Не плачь, ведь всё хорошо, — утешил её Ваня.

— Хорошо, — вытирая глаза, согласилась та.

Глава 14

Как Фома был маленьким. — Дьячок Кирилла и отец Андрей. — Карты до добра не доводят. — Ванин дедушка.

— А мы скоро на день рождения поедем. Нас соседка Инесса Феофилактовна позвала, — сказал как-то Ваня Фоме.

— И тебя тоже? — недоверчиво переспросил домовой.

— И меня.

— А не мал ты ещё по таким вещам болтаться?

— По каким таким вещам? — удивился мальчик.