Старуха злорадно улыбалась, заглядывая в лицо, словно читала по нему, как по книге. Чтобы не встречаться с ней глазами, Виолетта отвернулась и принялась осматривать знакомую до мелочей комнату. Самая большая и любимая, она служила одновременно и столовой, и гостиной. Когда-то все это было отремонтировано и обставлено по последней моде, с не слишком явным, но тщательно продуманным шиком. Теперь уже то там, то здесь виднелись первые признаки запустения, пока еще не явные, но уже заметные внимательному взгляду, точно желтые листья в августе, навевающие грустные и совсем не летние мысли о неизбежности дождей и холодов. Обои с неброским классическим рисунком выцвели на открытых местах, с потолка в углу осыпалась известка, на одном из кресел протерся гобелен, а громадная чешская люстра, бывшая когда-то пределом мечтаний каждого советского человека, растеряла несколько подвесок, да и вообще теперь, когда настал двадцать первый век и появилось с чем сравнить, смотрелась довольно нелепо... Виолетта вздохнула. Ей мучительно хотелось отремонтировать квартиру, придав ей стильный и современный вид, хотелось поездить по дорогим магазинам, накупить новой мебели, навороченной техники и всех этих упоительных безделушек, которых в последнее время продается видимо-невидимо. Еще совсем недавно она могла не отказывать себе ни в чем, покупала все, что понравится. Но тогда вещей было до обидного мало, выбор был настолько ограничен... А теперь, когда от разнообразия разбегаются глаза, у нее нет денег даже на нормальные сигареты.

Проклятая Старуха никак не хотела оставить ее в покое. Она чему-то посмеивалась дребезжащим смехом, от чего голова ее мелко тряслась, а лицо, и так-то неприятное, становилось абсолютно безобразным.

– Что, несладко тебе приходится? – вкрадчиво поинтересовалась она. – То-то же, не все коту масленица, придет и великий пост!

– Да замолчи ты, и без тебя тошно!

Рука Виолетты дрогнула, горящий кусочек пепла упал с сигареты на юбку и чуть не прожег дыру в последнем приличном костюме – этого еще только не хватало! К счастью, она вовремя успела его стряхнуть.

– А раньше-то, раньше-то, помнишь? – продолжала измываться Старуха. – Машина, квартира, дача, наряды из «Березки» да из заграницы, фрукты дефицитные прямо с овощебазы. А теперь этот сыр «Виола», твой любимый, что ты вечно по блату доставала, из-под прилавка, во всех магазинах лежит – бери не хочу. А ты не покупаешь, денег жалеешь. Вот, на колготки бережешь!

– И берегу. Что мне еще остается? – Виолетта чувствовала, что против своей воли опять втягивается в этот неприятный разговор, повторявшийся у них чуть не каждый день.

– Да уж теперь ничего! – не унималась старая ведьма. – То ли дело, пока Эдя был жив. Сидела ты у брата на шее и в ус не дула, а он, бедняжка, надрывался – и тебя кормил, и дочь твою, и своих две семьи. Вот и заездили вы мальчика, царствие ему небесное.

– Ну, знаешь! – Виолетта в сердцах затушила окурок. – В том, что эти стервы, жены его, брата до инфаркта довели, я уж никак не виновата. И потом, ни у кого я на шее не сидела! Сама работала всю жизнь. А то, что Эдя мне иногда денег немножко давал – так в этом ничего особенного не было! В конце концов, он мне всем обязан был! Без меня разве бы он смог чего-нибудь добиться? Опять же, я ему сестра родная, не чужой человек! И к тому же я одна дочь растила! Если хочешь знать, он просто обязан был мне помогать!

Виолетта никак не могла понять, почему она вновь и вновь должна оправдываться перед Старухой.