Джилл испытывал желание именно так и поступить, как поступило бы большинство людей, но был сильнее своих желаний и знал, что это – Дом Дверей, и что вся группа проходят сейчас испытание, и бедного Уэйта испытывают до предела в его личном кошмаре.

– Оставьте меня! – пронзительно кричал Уэйт. – Убирайтесь! Уходите, пока она и до вас тоже не добралась! Неужели вы не видите, что она живая? Она жила во мне… а теперь живет вне меня. Но она по-прежнему хочет поглотить меня… Боже, о. Боже… она по-прежнему хочет поглотить меня!

Воронка раскрылась шире, и Уэйт снова вскрикнул, соскользнув еще глубже. Стэннерсли и Кину Сун держали его за одну руку, а Джилл с Тарнболлом крепко вцепились в другую. Но Джорджа всасывало с невероятной силой, и мякоть у них под ногами содрогалась, делаясь черной и болезненно желтой по мере того, как расширялась окружность воронки, угрожая засосать и их тоже.

А чувствующие и целеустремленные усики пробились в рот, нос и уши Джорджа… и лицо у него покраснело от крови, хлынувшей их них!

Обессилев от ужаса, четверо спутников отшатнулись от этого невыносимого зрелища и почувствовали, как руки, запястья и пальцы Джорджа выскальзывают из их рук и пальцев, и услышали чавкающие звуки «antant», звуки этой мерзостной земли, которая в буквальном смысле съела их спутника! От Джорджа осталась лишь плавающая на подвижной поверхности сумка-баул… После чего они, держась друг за друга, принялись с трудом карабкаться обратно на холм…

Джилл растерянно покачал головой.

– Джордж… – проговорил он, – погрузился в гниль, в воронку. Те грязные струпья – живые. Во всяком случае, это какая-то разновидность жизни. Она… она его съела.

– Фактически, она и была им, – Тарнболл помог Миранде подняться и посмотрел на Джилла в поисках подтверждения. И Джилл понял, что ему не нужно беспокоиться из-за него, что спецагент уже угадал правду.

– Да, что-то вроде того, – сказал Джилл. – Это кошмарный мир Уэйта, а вещество и есть его личный, самый страшный кошмар. Какая-то своего рода раковая культура, заражающая весь… что, мир?

Не успел он договорить, как почва у них под ногами задрожала. Она задрожала вновь, тряся их, пульсируя от внутренних толчков.

– Вулканическая деятельность, – определил Стэннерсли. – Это может быть только она. Эти газы – результат вулканической деятельности. И под ногами у нас не почва, а своего рода пемза, лава. Она мягкая, теплая и проседает под ногами. А борозды или извилины вызваны медленной рябью, когда это вещество вытекает на поверхность. А то тускло-красное свечение под ней, возможно, течение настоящей лавы, поднимающейся, пузырясь, снизу.

Миранду забила неудержимая дрожь в объятиях Тарнболла, и она прильнула к нему, посмотрев на волнистую поверхность.

– Это похоже на какой-то безобразный коралл-мозговик, – содрогнулась она. И Джилл понял, что должен сообщить им самое худшее.

– Мягкий, теплый, в извилинах и безопасный на вид, – перечислил он. – Но это не вулканическая деятельность и не лава или коралл. А на мозг он похож, потому что…

– Потому что… это и есть мозг! – Анжела попыталась оторвать ноги от поверхности, чуть не упала сама и почти уронила Джилла.

– Боже милостивый! – воскликнул Джек Тарнболл. Лицо его сделалось пепельно-серым, таким же серым, как этот отвратительный ландшафт. – Кошмар Уэйта: мозг, пораженный раком! Там, внизу, под этим холмом – больной участок. Воронки – это распространяющийся рак, а эти мерзостные испарения – вонь его гниения!

Он еще не договорил, а все шестеро уже ступали с предельной осторожностью, поглядывая на дрожащую под ногами поверхность, и замечая, словно впервые увидев, пульсирующие прожилки тусклого цвета, словно подводные течения под ее массой.