— Это красивый город? Вам нравится там жить?

Женщина задумалась.

— Я как-то никогда об этом не думала, — только и ответила она.

Джербер счел, что общих мест достаточно, и перешел к сути дела.

— Почему вы решили подвергнуться гипнозу?

— Повторяющийся сон.

— Не хотите мне о нем рассказать?

— Пожар, — ответила она лаконично.

Странно, почему Тереза Уолкер об этом не упомянула. Джербер сделал запись в блокноте. Он решил пока не давить на Ханну, еще будет время вернуться к этой теме.

— Чего вы ожидаете от терапии? — вместо того спросил он.

— Сама не знаю, — призналась Ханна.

Детскую психику легче исследовать с помощью гипноза. Дети меньше, чем взрослые, противятся проникновению чужого разума.

— Вам провели только один сеанс, верно?

— По правде говоря, это доктор Уолкер предложила мне такой курс, — сообщила Ханна, выпуская через ноздри колечки серого дыма.

— А сама-то вы что думаете о такой технике? Только откровенно…

— Должна признаться, вначале я в нее не верила. Сидела неподвижно, с закрытыми глазами и чувствовала себя полной дурой. Выполняла все, что мне говорили — насчет того, чтобы расслабиться, — и в то же время у меня чесался нос, и я думала, что, если сейчас я его почешу, доктор себя почувствует неловко. Ведь это доказывает, что я еще бодрствую, так?

Джербер кивнул: рассказ его позабавил.

— Сеанс начался среди бела дня, при ярком солнце. Поэтому, когда доктор Уолкер велела мне открыть глаза, я думала, что прошло не больше часа. Но за окном уже было темно. — Ханна помолчала, потом проговорила изумленно: — А я ничего не заметила.

Никакого упоминания о крике, который она издала, будучи под гипнозом, и о котором говорила Уолкер. Это тоже показалось Джерберу странным.

— Вы знаете, почему ваш лечащий врач вас направил ко мне?

— А вы знаете, зачем я приехала? — спросила в свою очередь Ханна: было очевидно, что причина ей представляется весьма серьезной. — Может быть, и вы подозреваете, что я сошла с ума?

— Доктор Уолкер вовсе так не думает, — успокоил ее психолог. — Но дело, которое вас привело во Флоренцию, довольно необычное, вы не находите? Вы утверждаете, что более двадцати лет назад был убит ребенок и вы помните только его имя.

— Адо, — сказала она с полным убеждением в своей правоте.

— Адо, — повторил психолог, будто соглашаясь с ней. — Но вы не можете сказать, где и почему произошло это убийство, более того, признаете себя виновной, хотя вовсе не уверены в этом.

— Я тогда была еще девочкой, — защищалась она, будто считая, что ненадежная память — более тяжкая вина, чем способность совершить убийство в столь нежном возрасте. — В ночь, когда случился пожар, мама дала мне выпить водички для забывания, поэтому я ничего и не помню…

Прежде чем продолжить, Джербер записал в блокноте и это необычное выражение.

— Но ведь вы понимаете, что почти наверняка не сохранились материальные свидетельства преступления? Если и было какое-то орудие, оно подевалось непонятно куда. Даже если бы его удалось найти, нельзя утверждать, что оно связано именно с этим преступлением. И потом, нельзя говорить об убийстве, если нет тела…

— Я знаю, где Адо, — откликнулась женщина. — Он до сих пор похоронен у дома, сгоревшего при пожаре.

Джербер постучал авторучкой по блокноту.

— И где находится этот дом?

— В Тоскане… точно не знаю где.