— Нет.
— Так вы не адвокат бабушки? — спросила Хэлен.
— Нет.
— Тогда чей же?
— Я представляю интересы Ральфа Пэрриша, которого обвиняют в…
— Пэрриш!
Это имя прозвучало в комнате так, словно его прошипела змея, вытатуированная на руке Хэрли, но оно вырвалось у Билли таким наэлектризованным шепотом, что испугало даже его самого. Он виновато посмотрел на Хэрли, оба понимали, что, повторив это имя, Билли подтвердил, что знает его.
— Вы знали Джонатана Пэрриша? — сказал Мэтью.
— Что вам здесь нужно? — спросил Хэрли.
— Прокурор штата дал указание провести проверку алиби…
— Да мы даже и ногой не ступили в этот дом! — сказал Билли.
— В день убийства вы не были где-нибудь поблизости? — спросил Мэтью.
— Убийства? — переспросил Билли.
— Какого еще убийства? — спросил Хэрли.
— Все, что мы сделали, это…
— Билли, заткнись! Кого убили?
— Джонатана Пэрриша.
— Ох, черт подери! — воскликнул Билли.
— Когда?
— Тридцатого числа прошлого месяца.
— А где?
— В его доме на Уиспер-Кей.
— О, Господи, Арт! Мы следили за домом, где этого мужика…
— Я сказал тебе, чтобы ты заткнулся!
— Я знал, что эти проклятые картинки доведут нас до беды!
— Ты не слышал, что он велел тебе заткнуться? — спросила Хэлен.
— Теперь этот мужик приходит к нам и толкует что-то о прокуроре штата…
— А что за картинки? — спросил Мэтью.
— Всего хорошего, мистер Хоуп, — сказала Хэлен.
Если белый человек хочет изменить свою внешность, ему не особенно трудно это сделать. Он надевает другую одежду, приклеивает фальшивые усы или поддельный нос, пересаживается в другой автомобиль — вот вам и новый частный детектив. А если негр захочет, чтобы его не узнали, это сделать чертовски трудно. Он может поменять и одежду, и автомобиль, и нос, и даже отпечатки пальцев, но он не в состоянии изменить цвет кожи. И если лицо, за которым он следит, смотрит по сторонам и везде видит этого негра, то уже не имеет значения, как он одет, потому что он черный и его засекли, и ничего уже с этим не поделаешь.
И небо, и залив, и дождь были такими же серыми, как старенький «форд» Уоррена, когда он увидел, что Леона Саммервилл выходит из зеленого «ягуара», и ее встречного беглого взгляда было довольно, чтобы понять — она засекла его снова. От места встречи с врачом в административном здании Бэйо он проследовал за ней до ее дома и ждал на расстоянии в два квартала, на Пеони-Драйв, пока она снова не появилась в половине пятого. Потом он поехал за ней сюда, в Марина-Лоу. Она сидела за рулем, прямая и стройная, и на этот раз не мотала машину туда-сюда: она засекла его и знала, что он едет за ней.
Теперь она передавала ключи служителю стоянки. Она оделась, как полагалось для вечерних приемов, — на ней была бледно-голубая плиссированная юбка, такая же блузка и такие же туфли-лодочки на низком каблуке. Она прекрасно выглядела, вполне подходяще для любовного свидания в уютном местечке. На лице ее блуждала улыбка. Она оглядела автостоянку, зная, что он сидит в машине и наблюдает за ней.
Как он признается Мэтью Хоупу, что он сорвал наблюдение?
Леона Саммервилл уже собиралась войти в здание, но тут Мэтью Хоуп, собственной персоной, подъехал к парадному входу в своей желтовато-коричневой «карлэнн-гайа», вышел и приветливо окликнул ее:
— Леона!
Она обернулась и приветливо улыбнулась ему. |