— Но папа очень сильно обеспокоен. Да и я… ты перестала с нами общаться, Русó

— Это упрёк?

— Это беспокойство, и, может быть, я обижен, — мягко улыбнувшись, Стан садится на кровать, и я плюхаюсь на неё рядом с ним.

— Я была занята, — отвечая, подпираю ладонью щёку.

Стан ложится напротив меня. Он с минуту разглядывает меня, и где-то внутри своей груди я испытываю вину за то, что мы перестали быть лучшими друзьями. Но это было моим осознанным решением. Я просто устала от этих непрерывных интриг, вопросов, скопищ, событий и людей.

— Я был у тебя десять лет назад. Ты не впустила меня.

Тяжело вздохнув, я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.

— Я была занята.

— И чем же? Чем ты была так занята, что даже на мои звонки не отвечала? Перестала общаться со мной? Ты пренебрегала мной сто лет, Русó. Ты вычеркнула меня из своей жизни, как и всех нас.

— Ты знаешь, что я никогда не желала быть частью этого пафосного кровавого дерьма, — цокаю я.

— Ладно. А я? Почему я тоже стал тебе ненужным?

— Стан, хватит. Ты не такой для меня. Всё иначе.

— Что? Что случилось, Русó? Мы всегда были близки. Скажи мне. — Стан касается моего лица и пальцем поворачивает мою голову к себе. Я знаю, что он, правда, тревожится обо мне. Ему, правда, неприятно. Он, действительно, не понимает причин моего поведения.

— Мы просто стали взрослыми, Стан, — я перекатываюсь и встаю с кровати. — И я полюбила спать. Мне надоело быть в центре внимания. Я устала от постоянных приёмов и собраний. А ты всё это любил.

— Я тоже устаю, но не уезжаю в Англию, в чёртово захолустье. Я не запираю все ворота и двери, игнорируя весь свой род. Я не бросал тебя.

— Я не бросала тебя. Ты женился, Стан. Твоя жена…

— Умерла тридцать лет назад. Ты не приехала, а я послал тебе десять писем, звонил каждый час, — перебивает он меня, и его лицо становится мрачным и холодным.

— Чёрт, мне так жаль, — шепчу я. К сожалению, я не знала жены Стана. Я не была на его свадьбе и как раз уехала в тот период, когда Стан влюбился или думал, что влюбился. — Почему это случилось? Её убили?

— Нет, она умерла, — строже отвечает он. — Она была одной из тех, чья смерть была вызвана внезапным помешательством.

— Это… подожди. То есть всё то, что наговорили мне на совете, правда? Наши умирают из-за депрессии?

— Это детально не изучено. Заболевание появляется внезапно. Я даже сам не понял, когда это произошло с ней. Вчера она была нормальной, а сегодня стала безумной. Она сгрызла свою же руку просто так. На завтрак. Пока я был в душе.

Я шокировано присвистываю и опускаюсь на стул, стоящий рядом с кроватью.

— Мне, правда, очень жаль.

— Этому заболеванию больше подвержены женщины нашего вида. Из числа погибших семьдесят процентов именно женщины, остальные мужчины или в начале своего обращения, или же слишком старые.

Повисает неловкое молчание, потому что я не знаю, что сказать ему. Он до сих пор переживает своё горе, а я… равнодушна к этому. Я не испытываю искреннего сожаления из-за смерти женщины, которую любил мой лучший друг или думал, что любил. Я не боюсь того, что вся эта чепуха может быть правдой. Мне всё равно. Просто смотрю на Стана, видимо, вспоминающего свою жену, и жду, когда он уйдёт, чтобы я могла поспать.

— Ты много спишь, — словно прочитав мои мысли, говорит Стан, пристально глянув на меня.

— И что? Это же не преступление.

— Нет, но по нашим выводам, заболевший вампир начинает больше спать в начале болезни. Затем он становится слабым, теряет свои силы, перестаёт питаться.