Вслед за Саттоном Лэтимер обогнул одну из рощиц, щедро рассыпанных по парку, и тогда услышал отдаленный гомон: где-то счастливо резвились, играли дети.

— Вот и уроки кончились, — заметил Саттон. — В ближайший час ребятишки здесь — полные хозяева.

— С вашего разрешения, — произнес Лэтимер, — еще один вопрос. Во всех этих альтернативных мирах есть ли свои собственные туземцы? Обнаружены там представители рас, отличных от нашей?

— Насколько мне известно, — ответил Саттон, — человек появился лишь однажды, в первичном мире. Но я, наверное, не в состоянии полностью ввести вас в курс дела. Допускаю, что я и сам многого не знаю. Слишком занят по прямой своей специальности, и пытаться что-то выяснить за ее пределами не остается времени. То, чем я поделился, — отрывочные сведения, почерпнутые из случайных разговоров. Я даже не знаю, сколько всего альтернативных миров, не знаю, во многих ли мирах учреждены станции. Правда, знаю, что в мире бескрылых гагарок есть и другие станции, помимо дома на берегу.

— Под станциями вы подразумеваете места, где содержатся нежелательные элементы?

— Вы прибегаете к очень жестким формулировкам, мистер Лэтимер, но, в общем, вы правы. А по поводу появления человека где-либо, кроме нашей с вами Земли, — не думаю, что такое предположение вероятно. Мне сдается, что и в одном-то мире человек появился лишь в результате серии счастливых случайностей. Вдуматься пристально — у него не было настоящего права на перспективное развитие. Человек — своего рода эволюционная ошибка.

— А разум? Разум развился в первичном мире, и вы доказываете, что и здесь тоже. Нельзя ли предположить, что эволюция нацелена на возникновение разума и добивается этой цели в какой бы то ни было форме в каждом из миров? С чего вы взяли, что в мире бескрылых гагарок нет разума? Вокруг дома на берегу обследовано всего-то пять-шесть квадратных миль. Да и вокруг других станций, вероятно, не больше.

— Вы задаете немыслимые вопросы, — сухо ответил Саттон. — При всем желании ответить на них не могу.

Они, наконец, достигли точки, откуда здание центра было видно полностью. Да, теперь здесь было людно. Мужчины и женщины прогуливались, грелись на солнышке, валялись на траве. На террасах составилось несколько увлеченно беседующих компаний. Повсюду носились дети, играющие в свои беззаботные игры. И вдруг шедший впереди Саттон остановился так резко, что Лэтимер с трудом уклонился от столкновения, и показал куда-то:

— Вон они, легки на помине!

Лэтимер послушно взглянул в указанном направлении, но не заметил ничего необычного.

— Кто? Где?

— На вершине холма, сразу за северными воротами…

Спустя секунду-другую Лэтимер различил дюжину припавших к земле фигурок: они оседлали тот самый холм, откуда всего несколько часов назад он катился кубарем вниз, к воротам, в поисках убежища. Фигурки были слишком далеко, чтобы рассмотреть их толком. Пожалуй, они слегка напоминали рептилий и казались угольно-черными, но был ли это естественный цвет их кожи или обман зрения, порожденный тем, что приходилось смотреть против солнца, художник решить не смог.

— Те самые, про которых я говорил вам, — пояснил Саттон. — Довольно обычное для них занятие — сидят и наблюдают за нами. Надо думать, мы интригуем их ничуть не меньше, чем они нас.

— Что, разумные динозавры?

— Они самые…

Откуда-то издали донесся крик — слов было не разобрать, но это был несомненно панический крик, вопль ужаса. Потом крик подхватили многие, на разные голоса.