– Ну все, ребята. Мы на месте. Дом, милый дом.

Небо внезапно потемнело. Вверху, над головой, грохотнуло, и Джонни подумал, что это, должно быть, гром.

– О господи, – пробормотала Ровена и взялась за ручку двери. – Давайте-ка быстрее попадем внутрь, а то…

Договорить она не успела. Большой кусок шифера вдруг оторвался от крыши и пополз вниз, увлекая за собой другие. Это было похоже на обвал в горах. Острые как бритва осколки, набирая скорость, снесли ржавый водосточный желоб и обрушились на машину. Они легко разрезали тканевую крышу «кадиллака». Один вонзился в правую руку Ровены, другой расколол голову Джонни, ровно пополам, словно топор полено.

Ровена и дети завизжали. Обломки кирпичей и шифера сыпались на машину дождем, круша кости, разбивая головы. Огромная глыба откололась от фасада и упала прямо на крышу, смяв «кадиллак» в лепешку. От четверых пассажиров осталось только тошнотворное месиво из плоти, костей и крови.

Через несколько минут, когда фургон для перевозки мебели взобрался на холм, водитель и грузчики увидели вместо машины небольшую гору камней, расколотого шифера и обломков дерева. Завывал ветер. Из-под груды строительного мусора доносился ровный монотонный звук автомобильного гудка.

2

Пятница, 4 сентября

Олли Хэркурт был из породы вечных оптимистов. Стакан наполовину полон, это только к лучшему, все будет хорошо – в это Олли верил твердо. Ему исполнилось тридцать девять лет. Привлекательный, несколько растрепанный мужчина с копной светлых волос, в очках того типа, который так любят художники и вообще люди искусства. Он был одет в мешковатый кардиган, такие же мешковатые джинсы и крепкие грубые ботинки. На запястье поблескивали часы IWC.

Каро являла собой полную его противоположность. Она была на три года моложе, и сейчас на ней была новенькая синяя куртка Barbour, классика жанра, обтягивающие брючки и черные замшевые сапоги. Ее одежда всегда идеально (даже слишком идеально) соответствовала случаю – как на работе, так и теперь, в сельской местности, ветреным и дождливым сентябрьским утром. Всю жизнь Каро беспокоилась, терзалась сомнениями, волновалась и тревожилась, и это только усилилось после рождения их дочери Джейд, которой было уже двенадцать лет. Ее мог вывести из равновесия любой пустяк. Мантрой Олли было «Эй, все, что происходит в жизни, – это к лучшему», но у Каро был совсем другой девиз: «Да, случаются и неприятности. Причем постоянно».

И кто мог знать это лучше, чем она. Каро работала адвокатом в юридической фирме в Брайтоне и занималась вопросами перехода прав собственности на недвижимость. Как правило, люди обращаются к юристам не от большого счастья. Каждый день на Каро обрушивались лавины звонков, имейлов и встреч с клиентами, которые дергались и нервничали из-за покупки или продажи домов и квартир, часто в результате разводов или ожесточенных споров с родственниками из-за наследства. И Каро, принимавшая все близко к сердцу, носилась с чужими проблемами, как со своими собственными, причем как фигурально, так и буквально: она приносила их домой каждый вечер, а иногда еще и в выходные.

Олли часто шутил, что если бы беспокойство стало видом спорта и вошло в программу Олимпийских игр, Каро могла бы представлять Великобританию.

Однако Каро считала, что это совсем не смешно. Сейчас, когда Олли пытался поставить на ноги свой собственный бизнес – он занимался веб-дизайном, – зарабатывать на хлеб приходилось именно ей. И даже в этот самый момент, подъезжая к новому дому (сегодня был действительно большой день!), Каро и радовалась и тревожилась одновременно. Может, они взяли на себя слишком много? И как она, до мозга костей городская жительница, сможет жить в уединенном доме в сельской местности? И как это отразится на Джейд? И хоть бы Олли ехал помедленнее.