Через открытое окно моему взору предстала безумная, кошмарная картина. Старые полуразрушенные колонны, заросшие у основания зелеными водорослями и облепленные тиной, теперь светились каким-то внутренним светом.

Мне даже показалось, что лучи этого света устремлялись вверх, образуя продолжения колонн — именно так, должно быть, и выглядел храм в своем первозданном виде. Сквозь поволоку свечения виднелась середина пруда, где по поверхности воды все яростнее расходились круги.

На моих глазах вода словно разошлась в стороны, обнажив мраморную плиту на дне. Музыка нарастала, взрывая ночной воздух, делаясь все бешенее, неудержимее, и мне сквозь шок и страх мерещились едва различимые фигуры, кружащиеся в диком танце по периметру пруда.

А потом — о ужас! — плита слегка приподнялась, обнажая темный портал на дне водоема, похожий на вход в затопленную гробницу. Сначала оттуда вырвался залп зловонных газов, потом какое-то потустороннее свечение, и наконец…

Я знал, как будет выглядеть эта тварь еще до того, как она появилась из воды. Это был монстр с картины Карла, то самое похожее на гриб чудовище с мягкими щупальцами, образ которого навеяла моему другу гнетущая атмосфера Темпл-Хауса. Это был обитатель пруда, паразит на теле древних богов, рожденный среди звезд вампир, проклятие рода Мак-Гилкристов. И, как я теперь понимал, не его одного — это было проклятие для всего мира. К нашему семейству он питал особое пристрастие лишь потому, что мои предки избрали местом для постройки Темпл-Хауса берег его пруда. Они стали первыми его жертвами исключительно из-за своей доступности; не думаю, что эта тварь по своей природе была разборчивой и склонной предпочитать одних людей другим.

Тут приступ ужаса пригвоздил меня к полу, потому что чудовище пришло в движение. Оно скользило по поверхности воды, вытягивая извивающиеся щупальца в сторону дома. Свет внизу был выключен — похоже, Карл уже спал…

Карл!

Тварь пересекла подъездную дорогу, быстро взобралась по крыльцу и проникла в дом. Я с трудом привел в движение затекшие конечности и рванул через комнату во мрак неосвещенного лестничного пролета. Впотьмах я споткнулся и упал прямо на ступеньки, но тотчас вновь поднялся на ноги. Дар речи еще не совсем меня оставил…

— Карл! — прокричал я, подбегая к двери его мастерской. — Карл! Отзовись, ради Бога!

Карл лежал на кровати, а на нем растянулось мерзкое чудовище. Оно мерцало каким-то неживым, гнусным светом, повторявшим контуры его белесого туловища. Щупальца обвили тело моего друга, по которому то и дело пробегала судорога. Голова монстра склонилась над лицом Карла, почти закрыв его своими жабрами.

— Карл! — снова вырвался у меня крик ужаса. Я в панике кинулся к стене и хлопнул по выключателю. Комната тотчас наполнилась привычным электрическим светом. Тварь мгновенно отпрянула от Карла, вздыбившись, как гигантская амеба, как чудовищная ядовитая медуза из какого-нибудь инопланетного океана…

И тогда я увидел лицо, которое помнил все эти двадцать лет — лицо дяди! Эти черты, искаженные ужасом, словно умоляли, чтобы я положил конец кошмару и вернул мир и спокойствие в эти места, чтобы души бессчетных жертв освободились из мерзкого плена и смогли перейти из этого мира туда, где им предназначено быть.

Чудовище оставило безжизненное тело Карла и поплыло на меня. Постепенно его лицо изменилось. Здесь было много лице чертами Мак-Гилкристов, много других, мне неизвестных. Десятки их промелькнули передо мной всего за несколько секунд. Некоторые из них принадлежали детям, даже младенцам. Но последнее лицо оказалось мне слишком хорошо знакомо — лицо моего друга Карла Эрлмана! Оно также было отмечено тем страшным, полным непередаваемого ужаса и мольбы выражением — так, наверное, выглядит душа, попавшая в ад и страстно молящая об избавлении.