– Не делайте никаких записей. Я завтра снова приду где то после полудня.
– Влезать во все это – не лучшая затея, – сказал Хант, когда за русалом закрылась дверь.
– Согласен, – поддержал его Рунн.
Брайс еще крепче сжала пачку листов и повернулась к Итану:
– Осталось и тебе выразить свое согласие.
Итан насупился:
– Мне плевать на всю болтовню о связях Даники с Офионом, но есть мальчишка беглец. Скорее всего, он не имеет никакого отношения к Офиону и нуждается в помощи.
– Спасибо. – Брайс стремительно повернулась к Ханту. – Видишь?
– Это забота Тариона. Брайс, держись подальше от его поисков, – предупредил ее Хант. – Даже не знаю, зачем ты полезла с расспросами.
– Я тоже не знаю, почему этого не сделал ты, – с вызовом парировала Брайс.
– Тебе действительно хочется найти мальчишку или узнать что то новое о Данике?
– А если то и другое?
Хант медленно покачал головой.
– Брайс, прежде чем действовать, нужно всесторонне это обдумать, – сказал ей Рунн. – Возможно, сжечь распечатку переписки.
– Я уже приняла решение, – объявила Брайс. – Я буду искать Эмиля.
– И что ты с ним будешь делать? – тут же спросил Хант. – Если астерии его разыскивают, ты станешь укрывательницей мятежника.
Брайс было не погасить свет, окружавший ее.
– Эмилю всего тринадцать лет. Он не мятежник. Но мятежники хотят заполучить его в свои ряды.
– Брайс, я видел мальчишек его возраста, участвовавших в сражениях, – тихо сказал Хант.
Рунн кивнул, соглашаясь с ангелом:
– Офион не брезгует бойцами любого возраста.
– Но это же отвратительно, – поморщился Итан.
– Я и не говорил, что это прекрасно, – возразил волку Хант. – Только астериев не волнует, тринадцать ему лет или тридцать, настоящий он мятежник или нет. Ты окажешься у них на пути и поплатишься.
Брайс открыла рот и вдруг увидела, как на щеке Ханта дрогнула жилка, отчего шрам стал заметнее. Чувство вины, захлестнувшее ее, сражалось с гневом.
– Я подумаю об этом, – примирительно сказала она и пошла к себе в комнату.
Ей требовалась передышка, прежде чем что то говорить и делать. Требовалось переварить сведения, полученные от Тариона. Тогда она не придала значения словам Бриггса о симпатиях Даники к борьбе мятежников, расценив это как желание любым способом ее позлить. Похоже, она ошибалась.
Она смывала косметику и расчесывала волосы, одновременно напрягая память. Из за двери доносились мужские голоса. Брайс не обращала на них внимания. Она переоделась в пижаму. Живот заурчал от голода.
Мысли снова вернулись к Эмилю. Голодает ли он? Тринадцать лет. По сути, еще ребенок, а не подросток. Ребенок, лишившийся семьи и успевший настрадаться в одном из самых отвратительных лагерей. Он наверняка напуган. Травмирован психологически.
Брайс надеялась, что Зофи жива. Не потому, что мятежница располагала какими то сведениями и обладала уникальными силами. Тогда у Эмиля будет хоть кто то близкий. Осколок семьи. Сестра, любящая его просто как брата, а не за его необыкновенные силы, ставшие причиной уничтожения их далеких предков.
Брайс хмуро посмотрелась в зеркало. Потом перевела взгляд на мятую пачку листов, переданных Тарионом. Переписка между Зофи и Даникой и несколько писем, написанных ею Эмилю, и его ответов.
В первом случае все было так, как и говорил Тарион. Одни туманные намеки и иносказания.
Но письма Зофи и Эмиля…
«Мне понадобилось уйти, и я не досмотрела твою игру до конца, – писала Зофи брату более трех лет назад. – Но мама сказала, что вы выиграли. Поздравляю! Ты действовал потрясающе!»
«Вроде бы, – скромно отвечал ей Эмиль. |