Улеститель детей ограничился тем, что заявил:

– Эве нужен не гипнотизер, а психиатр.

Последнее слово Майю глубоко потрясло.

Видя, как дрожат ее полные губы и слезы подступают к зеленым глазам, Джербер пожалел о своей прямоте. Он не ожидал такой реакции, но, по сути, у него не было другого выбора.

Девушка расплакалась. Не зная, как ее утешить, Джербер молчал.

– Боюсь, скоро случится что-то плохое; я уверена, что и Эва тоже напугана, – всхлипывала Майя. Потом взглянула сурово: – Известно ли вам, доктор, что значит быть ребенком и бояться смерти?

В одиннадцать лет я упал с балкона, и мое сердце остановилось на тридцать секунд, чуть было не сказал Пьетро Джербер, чтобы утешить ее. Но незачем делиться таким личным воспоминанием с незнакомкой. Или есть зачем? У Майи Сало прядка рыжих волос прилипла к щеке, и ему безумно хотелось эту прядку отвести.

– Мне жаль, но я ужасно опаздываю, – выпалил он, отгоняя от себя эту мысль и давая понять, что и так уделил девушке больше времени, чем предполагал. Но было действительно пора идти на встречу, назначенную в кафе Пашковски.

Человек с карманными часами дожидался его.

Майя не сдвинулась с места. Она по-детски смахнула слезы тыльной стороной ладони. Потом порылась в карманах куртки, вынула маленький конверт, аккуратно заклеенный, и протянула Пьетро:

– Когда я сказала Эве, что пойду к человеку, которого зовут улестителем детей, она вручила мне это.

Джербер уставился на письмо, которое Майя протягивала ему, прилагая все усилия, чтобы рука не дрожала.

– Это для вас, доктор Джербер. Но я не знаю, что там написано, Эва не захотела сказать.

Брать письмо у него не было ни малейшего намерения: по тому, как истрепался конверт, Пьетро догадался, что девушка таскает его в кармане бог знает сколько времени. И стало быть, она лжет. Послание Эвы предназначено не для него.

– Сколько моих коллег, детских психологов, отказались от вашего случая?

Девушка опустила руку с письмом и потупила взгляд:

– Только вы и остались.

По идее, он должен был обидеться. Но, имея в виду свою репутацию, в последнее время подпорченную, Пьетро Джербер сразу сообразил, что не его выбрали первым. Однако и последней надеждой для пациента ему быть не хотелось. Он глубоко сочувствовал Майе Сало, ведь было очевидно, что она очень любит девочку, за которой ухаживает, хотя та ей не родная и они знакомы всего несколько месяцев. Но это, увы, ничего не меняло.

– Мне жаль, но я не смогу заняться вашей проблемой.

4

Старый плащ «Бёрберри», когда-то принадлежавший синьору Б., был наилучшей защитой в этот ветреный вечер конца февраля. Зато коричневые ботинки «Кларкс» с изношенной подошвой на каждом шагу скользили по булыжникам мостовой. Дождь перестал, но воздух был пропитан влагой. Вокруг фонарей призрачной рекой струилась оранжеватая дымка, и дворцы исторического центра казались ее берегами.

В тумане, застилавшем глаза, кафе Пашковски с его яркими огнями и призывными звуками концертино показалось Пьетро Джерберу надежной и уютной гаванью.

Он пересек пустынную площадь Республики и переступил порог старинного заведения, оформленного в стиле ар-деко.

Как только он вошел, официанты и другие служители в униформе, выстроившиеся за стойкой из дерева и латуни, обернулись к нему, готовые услужить. Но едва они разглядели, какой у посетителя потрепанный вид, как их улыбки погасли.

Несколько клиентов, так же как Джербер, нашли приют среди ароматов старых вин и звуков классической музыки.