Энгстром покачал головой. Если вдуматься, Толстяку Отто такое и в голову бы не пришло. Это скорее по части Чарли Питкина; он был мозговым центром, а Отто просто жирным пузырем.

Сейчас коронер как раз вскрывает этот пузырь в «Бэнкрофт Мемориал». Но где же мозговой центр? В офисе с середины дня никого нет, а из дому он, по словам дочери, ушел после ланча, не сказав, куда направляется.

Она много чего не знает о своем дорогом папочке — или знает? Интересно, насколько она в курсе делишек, которые он обделывал в законодательном собрании штата, да и здесь, в своем офисе в Фейрвейле?

Непростые вопросы, но был еще один, волновавший его больше других. Много ли он на самом деле знал об этой девушке? Если разобраться, то чертовски мало, не считая сплетен, которые Айрин Гровсмит приносила из салона красоты и которые не следовало брать в расчет, потому что Айрин ненавидела ее почти так же, как ненавидела это место. Кажется, все женщины его ненавидят: Сэнди Оливер, Мардж Гиффорд, которая работает у доктора Роусона, официантки, продавщицы, даже девчонки из срочной химчистки. Эмма тоже его ненавидит, и хорошо, что на этой неделе она в Спрингфилде у своей сестры Фрэнсис. Она пропустила всю эту шумиху, а он избежал ругани начет того, что так Отто Ремсбаху и надо, почему никто не удержал его от строительства и почему бы кому-нибудь все это не сжечь.

Энгстром словно слышал ее слова, однако он не мог себе представить, чтобы она что-нибудь сожгла. Но некоторые другие женщины смогли бы, да и мужчины тоже.

Он вернулся в контору, и луч его фонарика высветил серебристый звонок на стойке и фигуру за ней, обращенную лицом к стене. Сделано что надо. То же можно сказать и про поворотный механизм; он уже проверял аккумуляторы, которые приводили его в действие, когда нажимался звонок и включалась магнитофонная запись. На звонке никаких четких отпечатков найти не удалось, и конечно, люди Бэннинга не смогли ничего обнаружить и на проводе, который тянулся под стойкой к основанию манекена. Здорово тут все придумано, но люди, которые работали на Чарли, делали и кое-что посложнее в смысле спецэффектов для кинолент.

Покидая мотель, Энгстром сжал губы. Стареешь.  Теперь уже не снимают киноленты, а делают фильмы.  Надо идти в ногу со временем.

И следить за тем, как развиваются события. Выключив фонарик, он направился к дому. Ну и где же все эти потенциальные поджигатели?

Айрин была в офисе, принимала звонки и репортеров. Да поможет ей Бог; ей, наверное, и закурить-то некогда. Сэнди Оливер сказалась больной, так что, наверное, сидела дома, хотя к доктору Роусону она не обращалась. Там работала Мардж Гиффорд, и сегодня она была на службе. Меньше часа назад он разговаривал с дочерью Питкина, которая находилась в домике у озера. Но где, черт возьми, была Амелия Хайнс?

Утром в номере ее не было, это точно, и внизу никто не видел, как она уходила. В холле творилось настоящее столпотворение, и, если кто-то и разговаривал с ней по местному телефону, сотрудники гостиницы были слишком заняты, чтобы обратить на это внимание. Она даже могла воспользоваться служебным лифтом и выйти через черный ход, однако ее машина не трогалась с места. Ему следовало бы проверить это еще раз, прежде чем отправляться сюда, но ведь нельзя объять необъятное.

Да и надо ли? Взять хоть этого чокнутого Данстейбла. Не было никаких причин держать его после того, как утром подтвердилось его алиби. Он сказал, что возвратится в гостиницу, но одному Богу было известно, где он сейчас находился. А Он ни с кем не разговаривает, даже с преподобным Арчером, который просил божественного вмешательства, чтобы разрушить это место. Возможно, Арчер в конце концов потеряет терпение и начнет действовать самостоятельно. А пока, как сказала его жена, когда в полдень разговаривала с Энгстромом, преподобного отца нет дома, она не знает, куда он ушел и когда вернется.