– Я вам не Оля!

– А сколько вам лет? Тридцать? Сорок?

– При чем тут я?! – окончательно вышла из себя Ольга Борисовна – нет, ну каков хам! – Допустим, тридцать четыре.

– Да? Прекрасный возраст! Возраст вершины. Да не переживайте вы так! Сочувствую, честное слово. Ларка рушит вашу семейную жизнь. Устоявшуюся, счастливую, достойную семейную жизнь. А если у них любовь? Любовь – это святое. Вы об этом подумали?

– Любовь? Это разврат, а не любовь!

– Ларка совершеннолетняя… – Художник на миг задумался. – Хотя иногда мне кажется, что пацанка. Но по паспорту совершеннолетняя. Имеет право.

– То есть вы ничего не собираетесь…

– Давайте я напишу вас! В виде… Ну, хотя бы Иродиады! С головой Иоанна-крестителя на блюде. Вы сейчас такая выразительная!

– Какая Иродиада! Что вы несете? – захлебнулась от негодования Ольга Борисовна. – Вы можете говорить серьезно?

– Я серьезен как никогда! Можете отрезать мне голову.

Он сделал к Ольге Борисовне шаг и наклонил голову. Она отскочила в сторону.

– Вы ненормальный?!

– Нормальных людей в наше время практически нет. Технологический прогресс, экология, стрессы и все такое. Думаете, вы нормальная? Извините за выражение, в хорошем смысле слова.

– Не знаю, – горько сказала Ольга Борисовна. – Не уверена. Иначе я бы сюда не пришла.

Она направилась вон из комнаты.

– Подождите! – закричал художник. – Я не хотел вас обидеть. Вы нормальная! Вы самая нормальная из всех моих знакомых дам, честное слово! Я понимаю вашу озабоченность, но что же тут поделаешь? Хотите совет?

Ольга Борисовна приостановилась на пороге.

– Оставьте их в покое! Я знаю Ларку, ей все быстро надоедает, типичный Водолей. Она его бросит, вот увидите. Мужик хоть стоящий? – Не дождавшись ответа, ответил сам себе: – Стоящий, раз вы так за него… боретесь. Даже завидно, честное слово.

Ольга Борисовна пролетела по коридору, перепрыгивая через давешний хлам, и выскочила на лестничную площадку. От возмущения она не стала вызывать лифт и побежала вниз, звонко цокая каблучками. Вениамин Павлович стоял на пороге, задумчиво смотрел ей вслед. Потом поднял с пола перламутровую пуговку, повертел в пальцах…

«Сорок лет! – вдруг вспомнила она. – Он сказал – сорок лет! Свинья! Неужели…» Она нашарила в ящике стола косметичку, достала зеркальце. Попыталась рассмотреть собственное отражение, но тут же с досадой захлопнула косметичку, бросила обратно – разве в этом крошечном зеркальце что-нибудь увидишь? А она, дура, поспешила доложить, что тридцать четыре! Да пусть думает что угодно! Хоть пятьдесят! Кого волнует его мнение? Сказала вслух: «Скотина! Мазила!»

Покосилась на дверь, строго кашлянула и придвинула к себе пачку бумаг. Но ей не работалось. Говорят, муж и жена – одна сатана. На мужа она уже посмотрела – неудачник, пьяница, разгильдяй. А Лара?..

«Господи, ну на что польстился? – подумала она о собственном муже. – На жену этого… депрессивного мазилы из жэка!» – Ольга Борисовна имела в виду мрачноватый речной пейзаж.

Как будто, окажись Вениамин Павлович, скажем, директором банка, ей было бы легче!

«Да, легче, – сказала она себе. – Конечно, легче!»

Почему – Ольга Борисовна не знала. Просто она так чувствовала. Жену директора банка она могла себе представить, а Лару – жену дешевого художника – нет.