После того как немцы были отброшены на запад, Аристархова вернули в структуру оперативного отдела, где ему приходилось заниматься охраной членов правительства и руководства партии, арестами, обысками, наружным наблюдением. Служакой он был исправным, дела и карьера шли в гору. За короткий срок стал майором и обладателем хорошей квартиры в ведомственном доме на улице Герцена.

Внешностью Аристархова бог наделил знатной. Красавчик — с какой стороны ни погляди. Высок, статен, подтянут, на голове копна волнистых волос цвета темного каштана. Лицо с правильными и строгими чертами, над верхней губой тонкие усики. С такого лица впору было писать плакаты. Ежели надевал мундир, так встречные барышни на улице забывали, куда шли. Впрочем, и гражданские костюмы сидели на нем, как на самых именитых артистах советского кино.

Любили его женщины. Ох, как любили! На том и погорел.

Был он закоренелым холостяком, жил в неплохо обставленной отдельной квартире. В конце 1944-го Сергей одновременно крутил романы с тремя видными дамами, среди которых значилась и ведущая актриса театра имени Ермоловой, обладавшая редкой персидской красотой. Актриса была востребована не только в театре, где играла первые роли, но и за его пределами. Некоторые партийцы и чиновники были не прочь познакомиться с ней поближе, но она предпочла молодого красавчика в чине майора.

Аристархов шибко увлекся любовными играми и настолько уверовал в безнаказанность своих похождений, что в какой-то момент забыл об осторожности. Забывчивость привела к тому, что он завязал знакомство с четвертой особой, оказавшейся супругой начальника Специального отдела ОГПУ. Занимаясь шифрованием, отдел обеспечивал секретность в различных ведомствах, а потому его начальник слыл очень влиятельным человеком. Настолько влиятельным, что с момента, когда он узнал о похождениях супруги, и до момента увольнения из рядов молодого майора Аристархова прошло не более двух часов.

«Радуйся, что легко отделался, — буркнул тогда шеф, подписывая обходной лист уже бывшего майора. — А мог бы отправиться на край света добывать сырье для нашей бумажной промышленности…» Шеф знал, что говорил, ведь отныне жизнь Аристархова не стоила и плевка.

Но случилось чудо. Он не только не пострадал, но и остался на свободе. Более того, его даже не вышвырнули из ведомственной квартиры. Про купленную по случаю дачу в Подмосковье, слава богу, никто не знал.

Увольнялся Сергей без пенсии, без выходного пособия. Сдав оружие, документы и форму, призадумался. Сбережений не имелось, так как привык жить на широкую ногу. А как же иначе? На свидания с первыми красавицами столицы в потертом пиджачке не походишь и в заводскую столовку их не потащишь. Вот и уходило все офицерское жалованье на добротную одежку и рестораны. Теперь надо было как-то устраиваться, искать подходящую работу.

Помог случай. У пожилого соседа по лестничной клетке, некогда занимавшего должность в ГУПО, воры вскрыли во дворе гараж и увели мотоциклет. Для деда-пожарника это стало вселенской трагедией. Милиция подобными мелочами практически не занималась — в те времена в Москве действовали организованные банды, донимавшие преступлениями посерьезнее. В общем, решил Сергей по-соседски пособить и, используя наработанный оперативный опыт, провел расследование по горячим следам. Ровно через сутки мотоцикл снова стоял в гараже, а совершившие кражу юные оболтусы отправились в ближайший РОМ. Дед был счастлив и едва ли насильно всучил сыщику пятьдесят рубликов.

«А почему бы не заделаться частным сыскарем? — подумал тогда Аристархов. — Если не отправят на фронт, надо будет попробовать…»

* * *

Вечерело. Солнце спряталось за крыши домов, невыносимая жара отступила. Машин на улицах Москвы становилось все меньше, а народу, наоборот, прибывало.

Покинув площадь Белорусского вокзала, Сергей доехал до Садового кольца и повернул на Смоленскую улицу.