— Гражданка Мирзаян, вы, нисколько не стесняясь, позировали перед камерой Аристархова, затем выставляли напоказ свои прелести перед камерой Равеля Петрова. Вы прекрасно знали, что фотокарточки с вашим нагим телом пойдут по рукам свидетелей, оперативников, следователей, обвинителей и судей. Отчего же вы вдруг стали такой стеснительной?

— Я не позировала! — воскликнула она.

— Ах, да, я забыл — вы притворялись, что спали, пока вас снимал детектив Аристархов. Ну, а потом, когда обнимали его спящего и улыбались в камеру своей прекрасной ослепительной улыбкой?..

— Вы не имеете права меня забирать! — пошел в ход последний козырь. — Мой муж — заместитель наркома!

— Ваш муж арестован, — спокойно парировал Иван Харитонович.

Егоров тем временем вынул из дамской сумки пять толстых пачек банкнот, туго перехваченных суровой нитью.

— Не в его ли сейфе вы прихватили эти деньги? — полюбопытствовал он. — Здесь не меньше двадцати тысяч.

Надув губки, Мария промолчала.

— Мы не станем смотреть в вашу сторону. Даю вам минуту. Живо переодевайтесь или пойдете в машину в халате! — стукнул Старцев тростью по полу.

Пока барышня шелестела у дивана одеждами, к начальству подбежал Баранец:

— Нашел! Нашел, Иван Харитонович! — Он буквально дрожал от радости.

— Чего нашел-то? — Майор старался оставаться спокойным, хотя прекрасно понимал, о чем речь.

— Ювелирку нашел.

— Из сейфа?

— Да кто ж ее знает! Там много! Целых два чемодана!

— Где «там»?

— Под кроватью, в спальне. Встал на четвереньки, заглянул и обнаружил два придвинутых к стенке чемодана. Начал доставать, а они тяжеленные оба! Кое-как вытащил, открыл, а там…

— Молодец, — похвалил Старцев. — Я бы со своей «деревянной» ногой под кровать точно не залез…

* * *

Служебные автомобили стояли у раскрытых ворот дачи покойного Аристархова. Оперативники завершили обыск и закончили все дела. Два чемодана, доверху наполненные ювелирными изделиями Мосторга, погрузили в багажник. Старцев усаживался на переднее сиденье и давал последние распоряжения участковому инспектору.

— Дачу запрешь и опечатаешь. Не пускать в нее ни одной живой души до особого распоряжения из МУРа. Понял?

— Так точно, товарищ майор.

— Ну, бывай. И не сиди, как сыч, в своем штабе. Почаще выходи к людям. А то жалуются тут на тебя.

— Кто?

— Так я тебе и сказал…

Автомобили друг за другом доехали по узкой грунтовой дороге до поворота. Дальше пошел нормальный асфальт до самого деревянного мостика через речку.

Миновали ухоженный центр Троицкого. Протряслись на ухабах мимо бараков фабричного поселка. Наконец вывернули на шоссе и, набирая скорость, покатили в сторону Москвы.

Во второй машине помимо водителя ехали Бойко, Баранец и Горшеня. Между двумя молодыми старлеями сидела Мария Мирзаян, одетая в легкое светлое платье, модную шляпку и летние босоножки. Ее сцепленные наручниками белые ухоженные руки лежали на коленях. Даже сейчас, в очень непростой момент, она оставалась необыкновенно красивой. Голова чуть склонилась набок, белокурые локоны рассыпались по плечам, взгляд словно приклеился к бегущей впереди черной машине. В карих глазах Марии, обрамленных длинными бархатными ресницами, застыла бесконечная тоска по внезапно прерванному полету. Этот полет был ее жизнью. Прекрасной, но ненастоящей. Потому что она не жила, а безмятежно скользила, почти не касаясь неровной поверхности жизни.