— Разговор? — Сашка остановилась.

— Да, разговор. We talked about Mister V.I.P. He’s interesting for you, is'nt it?

— Во-первых, я не собираюсь упражняться с тобой в английском, будь ты трезв или пьян, — Сашка нахмурилась, — а во-вторых, я не понимаю, что за персону ты имеешь в виду?

— Очень плохо, — Серега вздохнул. — Плохо, что с памятью у тебя проблемы. Мы говорили о Павле. Да-да, о твоем разлюбезном Павле.

— Кстати, — она постаралась вложить во взгляд, коим его наградила, максимум холода, — если еще раз ты позволишь себе шутки типа той, которую отпустил в холодильнике, можешь забыть о нашей дружбе.

— Значит, пока мы все еще друзья? — странно, но он, кажется, обрадовался.

— Я хотела бы на это надеяться, — долго сердиться Сашка не умела. Даже на Серегу. — Если ты хотел что-то сказать, говори. Я слушаю.

— А нечего говорить, — он красноречиво развел руками, но продолжил: — Я задал тебе вопрос, как фамилия Павла, откуда он родом и вообще, кто он такой, собственно. Ты ответить не смогла. Но я знаю тебя, поэтому склонен предположить, что тебя все эти вопросы интересуют больше, чем меня. Почему бы просто не пойти к нему и не спросить?

К концу его речи Сашка совсем сникла и только тихо ответила:

— Он не отвечает.

— И тебе это кажется нормальным?

— Нет, не кажется. Но он имеет право хранить свои секреты. Он работает вместе с отцом, может быть, этим продиктовано…

— Отсутствие фамилии? — Серега хохотнул. — Да будет тебе известно, что твой отец не работает с людьми, о которых ничего не знает.

— Мне это известно, — она медленно двинулась по дорожке.

Мысль, пришедшая к ней в этот момент, была на удивление простой. Настолько простой, что Сашка даже удивилась: стоило ли бродить вокруг да около загадки, когда все можно выяснить так легко!

— Слушай, а о каком журналисте ты говорил с Викторией?

— Не понимаю.

— О журналисте, в смерти которого ты пытался обвинить себя.

— Хочешь стать домашним детективом рода Мамоновых?

— Просто хочу знать.

— Детективы тоже просто хотят знать. Правда, иногда им мешают. Не всем хочется, чтобы они просто хотели знать, — Серега усмехнулся. — Ладно, хотя подслушивание чужих разговоров и не самая большая добродетель, я все-таки сдаюсь. Я расскажу тебе. Помнишь, на лестнице ты проговорилась, что слышала, как Надя, тогда еще живая, говорила кому-то по телефону, что тайна вашего дома стоит дорого.

— Нечего делать вид, что я совершила что-то скверное, — фыркнула Сашка, — я не проболталась, а спросила тебя, что ты об этом думаешь.

— Так вот, в нашем доме было нечто похожее. У нас была горничная — Ириной ее звали, не как сейчас — приходящая, а постоянная. Не стоит напоминать, что и в нашем, и в вашем доме могут действительно храниться тайны, представляющие большую ценность, так вот, наша Ирина покопалась в отцовском столе и потом продала какому-то журналисту нехилую папку с копиями неких документов. А впоследствии отец целый год доказывал, что он не осел. Ирина была уволена, но это нам уже не помогло. Многие сделки провалились, словом, здорово она нас тогда сделала. Его даже прокуратура прищучить пыталась. Спасибо твоему отцу, не дал нас в обиду. Вот я и подумал, что имеет смысл о намерениях вашей Нади рассказать кому-то из семьи. Аркадия Петровича я тревожить не стал, а поговорил с Борисом. Тот только хмыкнул. Это и понятно, не станет же он падать мне в ноги и благодарить.