И последнее, почему сегодня никто не видел Павла? Днем его никто не видел! Даже Виктория, которая вышла в холл и смотрела на него в упор, потом вдруг завела разговор о Сереге. Да с таким невозмутимым видом, словно Павел за минуту до того Сашку не обнимал. Словно его вообще не было. Ведь тетка даже удивилась, когда она спросила о нем: «При чем здесь Павел?» Ничего себе «при чем»! А с кем она целовалась?! Что-то не похоже, чтобы тетушка проявила тактичность, «не заметив» всего этого и нарочно спросив о Сереге. Похоже, она действительно Павла не заметила.

И как это Серега, вбежавший по лестнице после разговора с Викторией, не столкнулся с Павлом, который спускался по этой же лестнице аккурат в тот же момент? Да и откуда Павел спускался, интересно? С третьего этажа, где расположена гостевая комната, в которой его разместили? Сколько он вообще пробыл в доме до их встречи? На чем приехал из Москвы и на чем уехал обратно? Ведь машин-то около дома не было! Да и охрана, по заявлению Синичкина, никого не впускала на территорию. Что за чертовщина такая! Получается, что Павла сегодня днем видела только она. Одна! А он шатался по дому неизвестно сколько времени до их встречи и исчез непонятно куда после. И это как раз в тот час, когда была убита Надя. Да был ли он вообще? Может быть, ей он почудился? Тогда с кем она целовалась?!

«Кто такой этот Павел? Почему все наши беды начались с его появления в вашем доме?» — вспомнила она слова Сереги.

А ведь он прав. Если и не все беды, но убийства точно. Галю застрелили на приеме — в первый день приезда Павла. Связан ли он с убийствами женщин? И еще зеркала эти треклятые, которые лопнули как по команде в ночь приема, как раз перед убийством Гали.

«А что, если…» — у Сашки перехватило дух, она сглотнула и робко подняла глаза на Павла.

Тот сидел напротив в кресле лицом к ней и смотрел прямо на нее. Странная улыбка блуждала на его губах. Сашкины руки покрылись мурашками. Ей опять показалось, что он читает ее мысли. И эти мысли его забавляют. Аркадия Петровича он не слушал. Нет, он реагировал, кивал, когда нужно, но в суть рассказов не вникал. Благо тот не обращал внимания на остальных, упиваясь своими веселыми воспоминаниями.

— Ты был сегодня в доме? — ее голос предательски дрогнул.

— А откуда мы все едем? — усмехнулся он, ничуть не смутившись ее вопросом.

— А днем, ты был дома?

— А ты как думаешь? — он нагнулся и взял ее за руку. Его пальцы были холодными, и этот холод вмиг проник в нее до самого сердца.

Сашка замерла, пытаясь совладать с собой. Но ничего не выходило. Чувство было такое, будто ее сунули в холодильник, и выбраться оттуда не представляется возможным. На ее разум наползала страшная, непонятная чернь.

— Отпусти, — наконец прохрипела она. — Я больше не могу.

Как этот молодой парень мог источать и теплый желтый свет, и черный холод? Как?!

— Папа! — нервно крикнула она.

Аркадий Петрович вздрогнул, оборвал рассказ на полуслове и с испугом уставился на дочь. Та вжалась в кожаную спинку дивана, чтобы дрожь, пробивавшая все тело, была не столь очевидна для окружающих.

— Папа, Павел весь день был с тобой?

— А что такое? — отец удивленно вскинул бровь.

— Потом объясню. Просто ответь, ты весь день его видел?

— Ну… — он потер переносицу, — нужно вспомнить… У меня было совещание, по-моему, ему стало скучно, и он ушел.