— Что же вы ему послали? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Кусочек белой ленты.

— Вы связаны с «Домом шелка»!

— Не имею с ним ничего общего! — Впервые в его голосе зазвучали сердитые нотки. — Не огорчайте меня, пожалуйста, своими дурацкими умозаключениями. Оставьте их для ваших книг.

— Но что это такое, вы знаете.

— Я знаю все. Мне становится известно обо всех злодеяниях, крупных и мелких, какие происходят в Англии. У меня есть агенты во всех городах, на всех улицах. Они — мои глаза. Которые никогда не мигают. — Я молчал, давая ему возможность продолжать, но он решил сменить курс. — Вы должны дать мне обещание, доктор Ватсон. Поклянитесь всем, что для вас свято, что никогда не расскажете Холмсу или кому-то еще об этой встрече. Никогда о ней не напишете. Никогда на нее не сошлетесь. Если вам станет известно мое имя, вы сделаете вид, что слышите его впервые в жизни и оно вам ни о чем не говорит.

— Откуда вы знаете, что я такое обещание сдержу?

— Потому что вы — человек слова.

— А если я откажусь?

Он вздохнул.

— Имейте в виду, что жизнь Холмса в большой опасности. Мало того: если вы откажетесь выполнить мои указания, Холмс в течение двух суток будет мертв. Помочь вам могу только я, но для этого вы примете мои условия.

— Если так — я согласен.

— Вы клянетесь?

— Да.

— Чем?

— Моим браком.

— Этого мало.

— Моей дружбой с Холмсом.

Он кивнул.

— Кажется, мы друг друга поняли.

— Так что же такое «Дом шелка»? Где мне его найти?

— Ответить на эти вопросы я не могу. Хотел бы ответить, но, боюсь, Холмсу предстоит добраться до истины самому. Почему? Во-первых, я знаю, что он — человек исключительных способностей, и мне интересно изучать его методы, следить за работой его ума. Чем больше я о нем знаю, тем меньше опасений он мне внушает. Но есть и еще один вопрос, более принципиального свойства. Я назвал себя преступником, но что, собственно говоря, это значит? Всего лишь то, что есть некие правила жизни в обществе, которые я рассматриваю как помеху и предпочитаю их игнорировать. Уверяю вас: многие респектабельные банкиры и юристы скажут вам то же самое. Это всего лишь вопрос степени. Но я не животное, доктор Ватсон. Я не убиваю детей. Я считаю себя цивилизованным человеком, и в обществе есть другие правила, на мой взгляд, незыблемые.

Итак, что должен сделать такой, как я, когда он сталкивается с группой людей, чье поведение — чьи преступления — выходят за рамки допустимого? Я могу сказать вам, кто эти люди и где их найти. Я мог бы давным-давно известить полицию. Увы, такой поступок нанес бы существенный ущерб моей репутации в глазах многочисленных подручных, у которых в отличие от меня нет особых проблем с нравственностью. Есть такая вещь, как закон преступного мира, и многие известные мне преступники относятся к нему очень серьезно. И я, в общем-то, склонен с ними согласиться. Кто дал мне право судить коллег по преступному миру? Мне бы совершенно не хотелось, чтобы они судили меня.

— Но вы послали Холмсу намек.

— Я действовал под влиянием минуты, что для меня крайне необычно и показывает, до какой степени я раздражен этой историей. Но все равно это был некий компромисс, самое малое, что я мог сделать при сложившихся обстоятельствах. Если бы Холмс пошел по этому следу, я утешал бы себя тем, что послал всего лишь намек и особой вины на мне нет. Если бы, наоборот, он решил оставить мое предупреждение без внимания — что ж, моя совесть перед преступным миром осталась бы чиста.