«Это лужайка,— подумал он сквозь дремоту.— Иона пахнет дождем».

Они взбежали по широкому крыльцу, мягко белевшему в сумерках. С обеих сторон над мраморными ступеньками тяжело нависали усыпанные золотистыми плодами ветви апельсиновых деревьев. Неожиданно среди листвы вспыхнули и затрепетали миллионы лампочек. Огни выхватили из темноты белоснежную стену огромного дома, колонны и статуи, высокую арку двери, ведущей неведомо куда. Посредине арки в камне был выгравирован скорпион.

— Ох! Ах! — закудахтали женские голоса. Чьи-то руки забрали Матта у Стивена и Эмилии, подняли и понесли.

— Кто это? — наперебой спрашивали служанки — все как одна в черных платьях с белыми фартуками и накрахмаленных наколках.

Сурового вида женщина с глубокими складками вокруг рта подхватила Матта на руки.

— Мы нашли его в домике среди маковых полей,— объяснил Стивен.

— Там живет Селия,— сообразила одна из служанок.— Она слишком заносчива, чтобы жить вместе со всеми.

— И неудивительно, раз она прячет там ребенка. Малыш, кто твой отец? — спросила женщина, что несла Матта.

От ее фартука пахло солнцем — точь-в-точь как от фартука Селии, когда та снимала его с бельевой веревки. Матт посмотрел на брошку, пристегнутую к ее воротнику,— серебристый скорпион с загнутым кверху хвостом. Под скорпионом была приколота пластиковая карточка, на ней значилось имя — Роза. Матт был слишком слаб, чтобы говорить; впрочем, какая разница: ответа он все равно не знал...

— Он не очень разговорчив,— сказала Эмилия.

— Где врач? — спросил Стивен.

— Придется подождать. Он у твоего дедушки. А пока что надо его вымыть,— сказала Роза.

Служанки распахнули тяжелые двустворчатые двери; за ними оказалась такая красивая комната, каких Матт в жизни не видывал. Под высоким потолком тянулись резные балки, стены были оклеены шелковыми обоями с тысячами птиц. У Матта перед глазами все кружилось, и ему почудилось, что птицы живые. А еще он увидел диван, расшитый цветами: их оттенок переливался от лавандового до нежно-розового, как перья на голубином крыле. На этот диван Роза и собиралась его положить.

— Я слишком грязный,— протестующе залепетал Матт.

Селия всегда ругалась на него, если он залезал на кровать с грязными ногами.

— Еще какой! — сварливо согласилась Роза.

Служанки расстелили поверх чудесного дивана белоснежную простыню и опустили на нее Матта. Он с ужасом подумал, что, если испачкает кровью эту простыню, ему влетит еще сильнее.

Роза достала пинцет и принялась вытаскивать из его ладоней и ног осколки стекла.

— Ну-ка, ну-ка! — шептала она, бросая стекляшки в стакан.— А ты смелый, не плачешь...

Но Матт не чувствовал в себе никакой смелости. Он вообще ничего не чувствовал. Его тело словно уплыло куда-то далеко-далеко, и он смотрел на склонившуюся над ним Розу, как на картинку по телевизору.

— А раньше он кричал, и очень даже громко,— сообщила Мария.

Малышка приплясывала вокруг, чуть ли не подпрыгивала, стараясь не пропустить самого интересного.

— Не задирай нос! — осадила сестру Эмилия.— Сама-то вопишь во все горло от крохотной занозы в пальце.

— А вот и нет!

— А вот и да!

— Ненавижу тебя!

— Да на здоровье! — хмыкнула Эмилия. Девочка с замиранием сердца смотрела, как из порезов Матта снова потекла кровь.

— Когда вырасту, стану врачом,— заявила она. Горничные тем временем принесли ведро воды и полотенца.

— Осторожнее,— сказала Роза.