— Обхохочешься, — говорю я, словно мне плевать на все на свете, но ее слова оседают на лед у меня в животе, и я начинаю жалеть, что не остался в кухне.

— Ну мы-то пока живы, — пожимает плечами она. — Ничем от других не отличаемся.

— Еще как отличаемся. Потому нас и называют дефективными. — Мой голос так и сочится сарказмом, но Клара как будто и не замечает.

— И все-таки мне так не кажется. Каждое утро для всех начинается новый день. Никому не дано знать, что будет завтра. — Она широко улыбается, глаза горят. — А вдруг завтра найдут лекарство? Или в дом ударит молния, и все мы сгорим заживо. Или в Лондоне произойдет землетрясение, и все мои одноклассники умрут раньше меня. Теперь понимаешь?

Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Логика в ее словах есть. Чем не соломинка в океане ужаса?

Клара снова смотрит на бумажку и тихо говорит:

— Хотя для Эллори уже поздно. Гарриет ходила на службу. Говорит, из седьмой спальни пришел только Джо. Грустно, правда? Они должны были прийти хотя бы ради Джо.

— Здесь так не бывает.

Улыбка испаряется. Клара не понимает, как все устроено в этом доме. Пока не понимает. Она думает, что все как раньше, но ошибается. Сомневаюсь, что сумею объяснить ей разницу, даже если захочу. Этому нужно учиться самостоятельно. На языке возникает комок желчи, и я уже собираюсь сказать что-то злобное, как вдруг слышу звон из-за двери, ведущей в крыло медсестер.

— Что это такое? — спрашивает Клара.

— Будильник. — Бросаюсь к свече и гашу ее пальцами, не обращая внимания на боль от горячего фитиля. Так хоть запаха не будет. А потом, не задумываясь, хватаю Клару за руку: — Бежим!

Мы выскакиваем в коридор и уже на бегу слышим звуки возни. Похоже, просыпаются и медсестры из лазарета, и даже сама Хозяйка.

— Что присходит? — шепчет Клара, вжимаясь со мной в темную стену.

— Не знаю.

— Сюда. Быстрее! — Она дергает меня за руку, и мы поднимаемся на один лестничный пролет.

До ее спальни рукой подать. Она затаскивает меня в комнату и закрывает дверь. Ни Элеонора, ни Гарриет не просыпаются, а мы, тяжело дыша, бежим в дальний угол. И как раз вовремя — за дверью слышатся чьи-то тяжелые шаги.

В окне виден яркий свет, а потом мы слышим хруст гравия под колесами. Спальня Клары дальше от главного входа в дом, чем моя, но мы все равно с опаской выглядываем из-за занавесок. К дому подъезжает большой грузовик. Передние фары — как две луны в ночной темноте. Двигатель с пыхтением переключается на нейтралку. Из кабины выпрыгивает водитель и обходит грузовик сзади. Со скрипом открываются металлические двери. Слышатся разные голоса.

— Да в чем, блин, дело? — шепчу я. Вряд ли в таком грузовике привезли очередных новичков. Мы все приехали сюда на черных фургонах.

— Наверное, продукты привезли, — говорит Клара. Мы с ней стоим так близко, что я вижу каждую бледную ресницу. Рот Клары приоткрыт. Когда она говорит, запотевает стекло. — Мы же бог знает где! Наверняка еду и все остальное сюда откуда-то привозят. Ты раньше такого не видел?

Я качаю головой:

— Это в первый раз.

— Как думаешь, это надолго?

— Грузовик большой. Пока разгрузят, пройдет какое-то время.

— Тогда мы тут застряли, пока машина не уедет и все не разойдутся по комнатам.

— Или никто никуда не разойдется, и тогда мы по уши в дерьме.

— Будем решать проблемы по мере их поступления. — Клара заметно дрожит.