Голос у нее был не добрый и не злой и прекрасно сочетался с пустым выражением лица. У кого-то вырвался еще один нервный смешок. Всем было известно, что это значит, хотя никто пока не верил, что это произошло именно с ним. Тоби никогда не был знаком с теми, чей анализ показал бы положительный результат. Теперь такие встречались крайне редко. Так говорила ему мама. Со знакомыми людьми такого не случается. Это вроде крушения самолета.

Хозяйка продолжала говорить:

— Отныне это ваш дом. Вас обеспечат едой и одеждой, предоставят свободное время для развлечений. Если угодно, вы можете гулять на окружающей территории. Как и дома, у вас будут определенные обязанности. Расписание найдете в коридоре у входа в эту комнату. Раз в неделю вы будете менять постель — верхней простыней застилать матрас, а нижнюю сдавать в мешки для стирки. Кроме того, по утрам вы будете продолжать учиться.

— Хрена с два, — громко сказал кто-то из собравшихся.

Снова послышался смех. Тоби посмотрел на говорившего. В отличие от Генри, тот не показывал ни тени беспокойства. Высокомерная развязность была видна даже в том, как он стоял. В заднем кармане джинсов торчала пачка сигарет. Тогда Тоби еще не видел выбритого на затылке символа, но Джейку сходу удалось заявить о себе как о вожаке в этом разнокалиберном собрании малолеток.

— Без необходимости ни я, ни медсестры не будем вмешиваться в вашу жизнь. Наша задача — заботиться о вас и предоставить комфортные условия проживания. Мы будем поддерживать ваше здоровье, пока это будет в наших силах.

«Пока это будет в наших силах».

Смех тут же стих. Невозможная действительность медленно, но верно заполняла все пространство. Однако никто не поддался панике. Тогда Тоби и задумался впервые, не подсыпали ли в сок какие-нибудь препараты, чтобы все сохраняли спокойствие. Вместо ожидаемой бури по комнате пронеслось лишь легкое прикосновение прибрежных волн из океана ужаса, который вдруг разлился у их ног.

Глава 4

— Как тебя зовут? — спрашивает Луис.

— И сколько тебе лет? — подключается Уилл. Он опять сидит на своей кровати по-турецки. — Ты вроде старше Тоби.

Появление новичка мутит спокойные воды четвертой спальни. Он бледный, но глаза и волосы темные, а зубы стиснуты так крепко, что и без того квадратные челюсти кажутся еще более угловатыми. На его кровати лежит одежда — джинсы, футболки, толстовки. Все подходящего размера. По приезду в дом всех обмеривают и взвешивают. Медсестрам сегодня пришлось потрудиться.

— Том, — цедит новичок сквозь зубы. — Мне семнадцать. — Его глаза темнеют. — С половиной.

— Вот блин, — выпаливает Луис.

Воцаряется тишина, которую нарушает только скороговорка дождя за окном. Все мы пытаемся переварить услышанное. Я понимаю, почему новичок так злится. Сгусток в животе становится туже. Если бы это не произошло до восемнадцати, то уже не произошло бы никогда. Нам всем не повезло, но невезение Тома сродни пинку по яйцам.

— Кто еще с тобой приехал? — интересуется Эшли, который стоит у батареи. Ну конечно, мять задницей аккуратно заправленную постель он не станет.

— Еще шесть месяцев. — Том ни на кого не смотрит, а слепо глядит на незнакомую одежду, которую теперь должен считать своей. — Всего-то и оставалось — прожить шесть, мать их, месяцев.

— Иногда случается всякое дерьмо. — Это первое, что я ему сказал.

Том мне не нравится. Я его не знаю, но он уже мне не нравится. А вдруг его появление все перепоганит? Логика в трубу, понимаю, но все равно поддаюсь страху.