Книги Проза Джонатан Коу Дом сна страница 2

Изменить размер шрифта - +
Сходным образом обнаружив, что роман мой посвящен еще и кино (фильмы и сновидения – это во многом одно и то же, экзотическое визуальное заблуждение, которым мы наслаждаемся в темноте), я оказался втянут в полемику о смерти европейского художественного кино и в рассуждения о том, как в течение последних тридцати лет оно было стерто с лица земли Голливудом с его циничными рецептами и безжалостным меркантилизмом, который, словно раковая опухоль, с воинственной решимостью распространил свое влияние на весь земной шар.

И таким образом, как вы можете видеть, мой роман превратился в нечто большее, чем маленькая и радостно сюрреалистическая комедия о нарушениях сна. Ей даже грозила опасность войти в неуправляемый штопор. Поэтому я решил прекратить придумывать все новые и новые линии, а вместо этого сесть наконец за работу над книгой.

Джонатан Коу

Лондон,

10 октября 2002 г .

 

Уведомление автора
 

Нечетные главы романа относятся преимущественно к 1983-1984 годам.

В четных главах романа действие происходит в последние две недели июня 1996 года.

 

 

– Я действительно путаюсь во времени. Если из-за сильного потрясения человек перестает чувствовать… – Она замолчала, сделала над собой усилие и торопливо продолжила:

– …то он перестает чувствовать. Эпохи и мгновения меняются местами. И обычный счет времени теряется.

Розамонд Леманн. «Гулкая роща»

 

 

БОДРСТВОВАНИЕ

 

1

 

Было совершенно ясно, что это их последняя ссора. Но хотя он ждал чего-то подобного уже несколько дней, а то и недель, сдержать гнев и возмущение все-таки не удалось. Она была не права, но отказывалась признать свою не правоту. Всякий его довод, всякая попытка примириться и воззвать к благоразумию выворачивались наизнанку и обращались против него. Как она смела попрекать его за тот невинный вечер в «Полумесяце», что он провел с Дженнифер? Как она смела назвать его подарок «жалким», да еще уверять, будто у него «бегали глаза», когда он его вручал? И как она смела заговорить о его матери – не о ком-нибудь, а о матери – как смела она обвинить его, что он слишком часто навещает мать? Словно сомневалась в его зрелости, в его силе, даже в его мужественности…

Он невидяще смотрел перед собой, не замечая ни окружающих предметов, ни пешеходов. Сука, подумал он, вспомнив ее слова. И вслух, сквозь стиснутые зубы выдохнул:

– СУКА!

И почувствовал себя немного лучше.

 

***

 

Эшдаун, огромный, серый, внушительный, высился на мысу в каких-то двадцати ярдах от отвесной скалы; он стоял здесь уже больше ста лет. Целыми днями вокруг его шпилей и башенок с хриплым причитанием кружили чайки. Целыми днями и ночами о каменную преграду неистово бились волны, порождая в студеных комнатах и гулких коридорах старого дома непрерывный рев, словно где-то рядом неслись тяжелые грузовики. Даже самые необитаемые уголки Эшдауна – а необитаемы ныне большинство из них – никогда не ведали тишины. Наиболее приспособленные для жизни помещения скучились на втором и третьем этажах, окна выходили на море, и днем комнаты заливал холодный свет. В Г-образной кухне на первом этаже было три маленьких окошка и низкий потолок, отчего там всегда царил полумрак. Суровая красота Эшдауна, противостоявшая стихии, попросту маскировала то, что дом, в сущности, был непригоден для жизни.

Соседские старики могли припомнить – не слишком веря своим воспоминаниям, – что некогда особняк принадлежал семье из восьми-девяти человек. Но пару десятилетий назад дом перешел к новому университету, и сейчас в Эшдауне обитало около двух дюжин студентов: население переменчивое, как океан, что начинался у подножия скалы и тянулся до самого горизонта, в болезненном беспокойстве вздымая тошнотворно зеленые волны.

Быстрый переход