— Нет, так дело не пойдет, — сказал Колтрейн, отодвигаясь от Джилли. Тоненькие трусики превратились в жалкие лоскутки, когда он потянул за них, он раздвинул ей ноги и устроился между ними. — Прекрати держать все под контролем. Иногда полезно расслабиться, позволить кому-то другому взять инициативу в свои руки. Хотя бы ненадолго.

— А может, я боюсь потерять контроль? — еле слышно спросила она.

— У тебя нет выбора. Через минуту ты его утратишь. Ты даже не будешь знать, где кончается твое тело и начинается мое. Ты охрипнешь от крика, ослепнешь от наслаждения. У тебя останется лишь один выбор.

Джилли пронизала дрожь, но на этот раз она не испугалась. Она дрожала от предвкушения. Он отдаст ей все, без остатка, а она будет лишь получать удовольствие — остальное ее не касается. Пусть у Колтрейна болит голова.

— Какой?

— Что ты предпочитаешь — мой рот или член?

Его слова должны были ее шокировать, но Джилли даже не смутилась. Вместо этого ее окутал холод, потом бросило в жар, а вслед за этим пришло чувство голода. Жадной потребности, хотя еще минуту назад она думала, что больше желать невозможно.

— Твой член, — ответила Джилли, ее пальцы обхватили твердый, шелковистый стержень. Он был влажным на ощупь и рвался в бой. Внезапно ей захотелось приласкать его ртом, узнать, каков он на вкус.

— Подожди, — попросила она. — Я хочу…

— Позже, — он взял ее руки, прижал их к кровати и наклонился над ней, и Джилли снова подивилась тому, какой же он сильный, властный. — Позже будет время на все. А сейчас мне нужно сделать вот это.

Колтрейн подался вперед и вошел в нее одним движением, словно Джилли была создана для него. Она схватилась за него, как утопающий за соломинку.

— Еще! — крикнула она.

— Сколько еще? Столько? — он снова толкнулся в нее, совсем немного, и снова остановился. Джилли еле сдерживалась, чтобы снова не закричать.

— Пожалуйста, — попросила она. — Мне нужно…

И снова медленное, неумолимое движение вперед. Всего на дюйм, не больше.

— Чего ты хочешь, Джилли?

— Тебя!

Он вошел в нее почти полностью, и ощущение того, что он внутри — такой твердый, такой гладкий, заставлял ее страдать, доставлял острое, почти болезненное наслаждение. Ее пугала собственная ненасытность, потребность, столь глубокая, что она не могла дышать.

— Меня? Или мой член?

Она не знала правильного ответа, не знала, что нужно сделать, чтобы прекратить свои мучения. Поэтому она сказала правду.

— Тебя. Я хочу тебя.

Он вошел глубоко, так глубоко, что она, казалось, почувствовала его вкус. Она хотела вздохнуть полной грудью, но не могла.

Он брал ее — не спеша, глубоко и неумолимо, и на этот раз Джилли не могла бороться, да она и не хотела. Она вцепилась в плечи Колтрейна, пытаясь найти опору, но кожа его была скользкой от пота. И Джилли вдруг поняла, что спасения нет, что на всем белом свете для нее не осталось ни одного безопасного места.

Это длилось так долго, так глубоко — целую вечность, и Джилли не хотела, чтобы это закончилось. На какое-то мгновение она застыла, как над пропастью, но потом вольной птицей взлетела ввысь. Кожа пылала, тело дрожало в экстазе, она слышала свои стоны, но как будто издалека.

И даже качаясь на волнах наслаждения, она чувствовала, как тело Колтрейна пульсирует в ней, наполняет ее и отдается полностью, безраздельно. От полноты чувств она разрыдалась, как последняя дура.

Джилли не знала, чего ждала.