– А это в каком смысле? – первым в себя пришел Жуан.

– В том самом.

– А если она не захочет?

– А кто ее будет спрашивать? – Юлька скривила губы в презрительной улыбке. – Или вы думаете, что, в случае чего, она станет кому нибудь жаловаться?

– А ты стерва, Сивцова, – сказал Влад и сам не понял, чего в его словах было больше: восхищения или осуждения.

Ответить она не успела – дверь в бильярдную распахнулась, и вошла Савельева с двумя начатыми бутылками в руках.

– Мартини больше нет, и я взяла другую бутылку. Можно? – Она вопросительно посмотрела на Жуана.

– Варя, да ради бога! Бери, что хочешь, – сказал он тоном гостеприимного хозяина.

– Ну, так что мы решили? – нетерпеливо спросила Юлька.

– Я согласен. – Жуан не раздумывал ни секунды. – Ворон, а ты как?

А он? Вообще то условия игры идиотские, но уж больно заманчивый приз. К тому же в последнее время он больше выигрывал, чем проигрывал…

– Я согласен!

О, это был настоящий бой: не на жизнь, а на смерть! Ничего удивительного, принимая во внимание ставку. Ну, Юлька! Это ж надо до такого додуматься!

Играли в русскую пирамиду. Жуановский отец считал американский пул игрой несерьезной, предназначенной исключительно для желторотых юнцов, поэтому стол у него был специальный, исключительно для игры в пирамиду: основательный, тяжеленный, весивший, по словам Жуана, едва ли не тонну. Во Дворце культуры столик был попроще – никакого эксклюзива, обычная фабричная работа, – но сделанный с той же немецкой основательностью. Владу он казался роднее и привычнее. Хотя, по большому счету, какая разница, за каким столом играть? Было бы умение да везение.

Он выиграл три партии подряд и почти уверился, что фортуна нынче к нему благосклонна. Жуан хмурился, вполголоса поругивался после каждого промаха, а Юлька… Юлька смотрела на Влада так, словно он уже победитель: многозначительно и многообещающе, так, что аж мурашки по коже. Наверное, если бы не эти мурашки, он бы играл еще лучше, а так постоянно отвлекался на Юльку да на дилетантские комментарии Эйнштейна.

Савельева тоже следила за игрой очень внимательно, точно каким то шестым чувством понимала, чем лично для нее закончится этот поединок. Да, бедная Савельева, ночь с Жуаном – это ж какая психологическая травма для неустойчивой девичьей психики.

– За кого болеешь? – спросил Влад в перерыве между третьей и четвертой партией, просто так, куража ради.

А она покраснела, сказала едва слышно:

– За тебя.

– Видишь, Ворон, какой парадокс. – Юлька улыбнулась, и от этой улыбки на душе как то вдруг сразу стало паршиво, а все «мурашки» осыпались на пол.

Да, действительно парадокс. Савельева, наивная душа, болеет за него и того не ведает, что ждет ее в случае его победы. Жуан, он ведь такой – церемониться не станет, уязвленное самолюбие значит для него гораздо больше, чем какая то Варька Савельева. Да и не боится Жуан ничего. Если что, всесильный папочка прикроет, защитит кровиночку. Тем более что и защищать особо не от кого, за Варькой же никого нет, кроме отца алкоголика. Эх, дура! Ведь предупреждал же, чтобы не совалась на вечеринку! Не послушалась, приперлась…

Четвертую партию Влад проиграл, как, впрочем, и все последующие. Отдал игру практически без боя. Проигрыш этот был воспринят по разному. Жуан на радостях шандарахнул стопарь неразведенного вискаря, хозяйским жестом привлек к себе Юльку. Юлька, которая, по мере того как менялся ход битвы, мрачнела все сильнее, нервно дернула плечом и даже попыталась уклониться от жуановского поцелуя, но не тут то было. Жуан был не из тех, кто упустит свое, и Юльку считал своим заслуженным боевым трофеем. Ведь никто ее за язык не тянул, сама так решила, совершенно добровольно.