Изменить размер шрифта - +

Роза, я буду биться из последних сил, чтобы вернуть вам веру в нашу любовь, в нашу жизнь.

 

Мне захотелось прерваться, какое-то время я была неспособна писать дальше. Но сейчас, когда мое перо вновь заскользило по бумаге, я снова почувствовала нашу связь. Я редко писала вам письма. Мы ведь никогда не разлучались, правда? Но я сохранила все ваши коротенькие стишки. Ведь их нельзя назвать настоящими стихами? Это слова любви, которые я находила повсюду. Когда меня охватывает желание, я сдаюсь. Я вынимаю их из кожаного мешочка, где я храню ваше обручальное кольцо и ваши очки.

А вот еще:

Незнакомец счел бы их, вероятно, ребячеством. Но что мне до этого.

Когда я их перечитываю, я вновь слышу ваш красивый низкий голос, которого мне больше всего не хватает. Почему мертвые не могут с нами говорить? Вы бы тихонько переговаривались со мной, когда я пью утренний чай, нашептывали бы мне разные слова по ночам, когда, вытянувшись на постели, я слушаю тишину. И я хотела бы слышать смех маменьки Одетты, воркование моего сына. Голос моей матери? Вот уж нет. Я нисколько без нее не скучаю. Когда она совсем состарилась и умерла в своей постели на площади Гозлен, я ничего не ощутила, даже намека на грусть. Вы с Эмилем были рядом и не сводили с меня глаз. Я оплакивала не свою мать, а вашу. Думаю, что вы это поняли. И я постоянно оплакивала своего сына. Долгие годы я через день ходила пешком на его могилу на Южное кладбище у заставы Монпарнас. Иногда вы сопровождали меня. Но чаще я бывала одна.

Когда, в любую погоду, я сидела у его могилы, меня охватывал странный мучительный покой. Я не хотела ни с кем разговаривать, и, если кто-нибудь подходил слишком близко, я раскрывала зонтик. Одна дама моего возраста приходила на соседнюю могилу так же часто, как я. Она тоже сидела там часами, сложив руки на коленях. Сначала присутствие этой дамы мне мешало. Но скоро я привыкла. Мы ни разу не обменялись ни словом. Иногда мы коротко кивали друг другу. Молилась ли она? Беседовала ли со своими усопшими? Мне случалось молиться, но чаще я обращалась непосредственно к своему сыну, так, словно он был там, передо мной.

Вы уважали мою скорбь и никогда не расспрашивали, что именно я говорю Батисту во время этих посещений. Сегодня я сама могу вам это сказать. Я рассказывала ему последние новости, передавала сплетни нашего квартала. Как едва не сгорела лавка мадам Шантелу на улице Сизо и как пожарные боролись всю ночь, чтобы усмирить огонь, и насколько это зрелище было захватывающим и страшным. Как поживают его друзья (забавный маленький Густав с улицы Петит Бушри и строптивая Адель с улицы Сент-Март). Я рассказывала ему, что нашла новую кухарку, Мариетту, опытную и застенчивую, и что Жермена начала возмутительно ею командовать, пока я или, вернее, вы не положили этому конец.

День за днем, месяц за месяцем, год за годом я ходила на кладбище поговорить со своим сыном. Я рассказывала ему и то, что никогда не осмелилась бы рассказать вам, мой дорогой и любимый. О новом императоре, об этом выродке, который красовался на своей лошади под ледяным дождем посреди толпы, орущей «Да здравствует император!», и который не произвел на меня никакого впечатления, особенно после всех жертв, сопровождавших государственный переворот. Я говорила Батисту о большом воздушном шаре, украшенном величественным орлом, который парил над крышами, обозначая путь императора. Этот шар производил сильное впечатление, в отличие от самого императора, шепнула я Батисту. Как большинство современников, вы, Арман, считали, что император великолепен. А я была слишком замкнутой, чтобы выражать свои истинные политические взгляды. И вот я спокойно рассказывала Батисту, что, по моему скромному мнению, эти Буонапарте слишком уж заносились. Я описала ему пышную свадьбу в соборе и новую императрицу-испанку, над которой все так потешались. Когда родился принц, я рассказала сыну о пушечном салюте возле Дома инвалидов. Как я завидовала этому младенцу-принцу! Я все гадаю, замечали ли вы это? За семь лет до его рождения мы потеряли нашего маленького принца, нашего Батиста.

Быстрый переход