Это случилось очень давно, кажется, он был тогда еще мальчишкой, а может быть, он слышал об этом позже. Но если преступление действительно было совершено на этой вилле, тогда вполне понятны и скромная цена, и странная незаинтересованность женщины, и ее смущение. Тщетно пытаясь припомнить фамилию убийцы или жертвы этого преступления, Томмазо пошел вслед за женщиной, которая теперь повела его по коридору, показывая остальные комнаты.
Комнаты были обставлены мебелью в том же тяжелом и безвкусном "стиле двадцатого века", в каком была построена вилла: квадратные шкафы, комоды и тумбочки, кресла, похожие на коробки без крышки, кровати с толстенными ножками и квадратными спинками. Все это из темного ореха, но не натурального, а фанерованного; полировка, некогда скрывавшая непрочность этой мебели, на вид столь массивной, сошла, фанера потускнела, покрылась черными пятнами, во многих местах треснула и отходила. В одной из этих комнат на кровати еще лежала простыня, сбившаяся и мятая, с большим пятном посередине. Пятно было неопределенного цвета, выцветшее — не то желтое, как йод, не то розовато-винное. На тумбочке у кровати валялась маленькая коробочка. Томмазо громко прочел написанное на крышке название слабительного и потом сказал:
— Все же ваши родные могли бы хоть немного прибрать в доме, раз уж решили его продать.
— Это я решила его продать, — ответила женщина с вызывающим видом и не отвела взгляда, когда он, с брезгливой гримасой оглядевшись вокруг, посмотрел на нее. — Мои брат и сестра ничего не знают. А я не успела распорядиться, чтоб здесь убрали. Я дала объявление в газету, и вы первый покупатель.
Она произнесла эти слова оскорбительно высокомерным тоном, потом подошла к двери ванной и распахнула ее:
— Здесь ванная.
Томмазо подошел и осторожно заглянул внутрь. Это была обычная ванная комната со стенами, облицованными кафелем, густо покрытым пылью, и с потускневшими, позеленевшими кранами. В чашке унитаза Томмазо увидел что-то черное, приставшее к белым фаянсовым стенкам, и молча показал на это женщине. Она возмущенно повернулась к нему спиной, вышла из ванной в коридор и открыла дверь в другую комнату:
— Это, насколько я помню, комната для прислуги.
Из-за двери им под ноги метнулась какая-то темная тень и стремглав скрылась в коридоре; раздался душераздирающий крик, и женщина на мгновение очутилась в объятиях Томмазо, в страхе вонзив ему в шею свои острые длинные ногти. Вся дрожа, она повторяла: "Крыса, крыса!"
Томмазо мягко сказал:
— Успокойтесь, ведь это всего лишь крыса.
— Да, я знаю, но я ужасно их боюсь.
— Не бойтесь, она убежала.
— Спасибо, извините меня.
Они вернулись в гостиную. В тот самый момент, когда женщина испустила отчаянный вопль, Томмазо наконец вспомнил фамилию семейства, имевшего отношение к преступлению. Фамилия у этой женщины была другая, да и вилла находилась в другом месте. Итак, на этой вилле не было совершено никакого преступления, хотя, впрочем, все здесь, казалось, свидетельствовало об этом. Вдруг женщина нервно проговорила:
— Вот и вся вилла, больше тут нечего смотреть. Вы должны согласиться, что пятнадцать миллионов за нее — дешево.
— Да, это недорого. Но я искал виллу совсем в другом роде.
— Она вам не нравится?
— Нет. Она построена в стиле, который я не люблю.
— У нас хотели купить ее под школу или что-то подобное. Наверно, в конце концов мы примем это предложение.
— Я думаю, что это было бы самое правильное решение.
Они вышли из виллы и под начавшим накрапывать мелким дождиком направились через асфальтированную площадку к машине.
— Как называется ваша вилла? — спросил Томмазо просто так, чтоб что-нибудь сказать. |