Но я провела с этим человеком неделю и могла бы сообщить это полиции, не выдавая своего имени. Почему я этого не сделала? Чем больше подробностей, тем выше вероятность, что они мне поверят.

Объясни я, как и почему все это случилось… Как же хочется поделиться с кем-нибудь всей правдой! Пусть даже с полицией и пусть даже анонимно. Больше года я держала все в полном секрете, рассказывая только самой себе.

Выделяю черновик статьи про солончаки и стираю его, оставляя лишь заголовок – на случай, если кто-нибудь заглянет через плечо. И начинаю печатать.

Я уже писала вам о Бретериках. Первое письмо отправила сегодня утром около восьми тридцати, по дороге на работу. Оно тоже было анонимным. Я пишу снова, потому что поняла, что вы, вероятно, предпочтете не тратить время на мое письмо.

Я не могу назвать своего имени по причинам, о которых скажу ниже. Я женщина, 38 лет, замужем, есть дети. Я работаю полный день. Я закончила университет, и у меня докторская степень (пишу это, поскольку мне почему-то кажется, что вы тогда станете воспринимать меня всерьез, так что я, наверное, еще и сноб).

Как уже упоминалось в предыдущем письме, у меня есть причины считать Марка Бретерика, которого я видела в новостях вчера вечером, не настоящим Марком Бретериком. Эта история может показаться на первый взгляд не имеющей отношения к делу, но, поверьте, это не так, а потому, пожалуйста, дочитайте до конца.

8 декабре 2005 года мой босс предложил мне поехать в заграничную командировку, на неделю, со второго по девятое июня. В то время дети были еще совсем маленькими, а на работе я разрывалась между несколькими проектами, так что это был ад. Каждый день давался с боем. Я сказала боссу, что у меня, скорее всего, не получится. После рождения второго ребенка я не уезжала из дома больше чем на одну ночь. Уехать на целую неделю казалось нечестным по отношению к мужу и детям, и вряд ли я бы пережила генеральную уборку, которую пришлось бы устраивать после возвращения. В общем, оно того не стоило. Я была немного огорчена, поскольку проект казался интересным, но я даже не слишком раздумывала, настолько была уверена в решении.

Позже я рассказала о предложении мужу, ожидая ответа вроде «ну и правильно, ты ведь никак не сможешь поехать». Но он посмотрел на меня как на сумасшедшую и спросил, почему я отказалась.

– Это же твой шанс. Если бы мне такое предложили, я бы зубами вцепился.

– Но это просто невозможно, – ответила я, удивляясь, как это ему удалось забыть, что у нас маленькие дети.

– Почему? Я же буду дома. Мы отлично справимся. Может, я и не стану бодрствовать до полуночи каждый день, выглаживая носки и платочки, но как-нибудь устроимся.

– Я не могу, – упорствовала я. – Если я уеду на неделю, у меня потом уйдут две, чтобы со всем разобраться.

– В смысле, на работе? – удивился он.

– И дома. И дети будут сильно скучать.

– Все с ними будет в порядке. Мы повеселимся. Я разрешу им объедаться шоколадом и не спать допоздна. Только учти, я не могу присматривать за детьми и содержать дом в чистоте одновременно. Но мы найдем подмогу.

И он упомянул имя одной женщины, которая регулярно сидела с нашими детьми.

Когда он обрисовал план – помню так живо, словно это было вчера, – во мне начало расти странное чувство. Рискуя показаться излишне мелодраматичной, скажу, что это напоминало озарение или откровение. Я могу поехать. Это возможно. Муж прав, с детьми ничего не случится. И я ведь могу звонить им каждое утро и каждый вечер, они будут слышать мой голос.

Кто бы ни читал это, простите мне мою восторженность. Но если я не расскажу этого, в остальном не будет смысла. Это не оправдания, просто объяснение.

Уехать на неделю, размышляла я. На целую неделю.