|
Жена у него, Катя, простая, и сам скряга старый. Что им делать с такими деньгами? А Семен ей: ты с ума спятила. Чтоб я, председатель сельпа, взял сто тридцать тыщ? Дура ты! Сам дурак. Ну, посмеялись, да забыли. Вот тебе реформа объявилась… Дядя Паша сидит на крыльце в пекарне и плачет, рекой разливается. «Полинка, – говорит, – деньги-то мои пропали… Все сто тридцать тыщ. Я удушусь». – «Да ты, – говорит Полинка, – хоть сдай их – тринадцать новыми получишь». – «Да меня посадят за них. Скажут – где взял? Я сжег их с горя». – «Ну и фофан! Я их, признаться, хотела украсть у тебя». – «Да что ж ты, глупая, не взяла? Хоть бы ты попользовалась…»
Все засмеялись. – Да, жил человек! – распевно произнесла тетя Соня. – На одном хлебе сухом держался. Что дадут в пекарне, то и ест. А купить что-нибудь – ни боже мой. От таких денег-то! Родилась у него девочка. Он говорит: Катя, давай окрестим ее! Да в чем я пойду крестить? У меня ни обуть, ни одеть! Вот дура, у самой нет – взаймы попроси. Она и крестить ходила в чужих валенках. Петр Иванович молчал, молчал да изрек из своего угла: – Вы чего, на свадьбу накрываете, что ли? Выпить есть, а чем закусить каждый сам себе найдет. За стол сажайте, не то живот брехать начнет. – Ой, да я эта… Яишенку изжарить хотела, – метнулась из сеней Настя. – Она пойдет на второе, – сказал дядя Ваня. – А пока и огурцами обойдемся. Да вон сало свиное. Чего еще надо? Больно хорошо. – Что и говорить, – усмехнулась, подмигивая, тетя Марфута. – Каждое блюдо – прямо декальтес… – Ну тогда садитесь, – сдалась Настя. Все двинулись к столу. – Эдакое разнообразие, а ей все мало, – ворчал Петр Иванович, присаживаясь первым. – Да, не говори! – подхватила тетя Соня. – Забыли, как пустую мурцовку хлебали. – Смотря где. К примеру, в лугах ежели, в полдни, мурцовочки похлебать – первое дело, – сказал дядя Ваня. – Только хлебец посолить с утра надо, чтоб соль впиталась, да водички из озера зачерпнуть, посвежее… – В двадцатом годе мурцовочку только во сне видели, – распевала тетя Соня. – Мы, в семье, три воза выжимок картофельных съели. – Ты скажи спасибо Зиновею, – перебила ее тетя Марфута. – Он заведующим в Лопатинской больнице работал. Вот и достал нам выжимок на Гордеевском заводе. А то выжимки! Их ни за какие деньги не купишь в те годы. – А я разве против? Я не против Зиновея, – согласилась тетя Соня. – Я только насчет выжимок. Колготно с ними. Бывало, промоешь их, отожмешь – и в чугуны. Напаришь, вывалишь в дежу – она вровень с краями. Вот и киснут… – Ну, хватит вам про выжимки! – сказал Семен Семенович. – Вы еще расскажите, как мякину ели. – А что, и мякину ели! – обрадовалась тетя Соня. – Помнишь, как в тридцать третьем году дранки на холстины наменяли? А уж дранки наешься… На двор без вилки не ходи, не расковыряешь… – Чего, баба Соня? – не понял Андрей. – Ой, Андрюша!.. Села баба на чело. Тебе еще рано знать. И все засмеялись. – Как он растет! Какой большой! – умиленно сказала мне тетя Соня. – В кого им маленьким быть? – возразила ей тетя Марфута. – Воспитание хорошее, питание ноне правильное. |
