— Лучше некуда, — не поднимая глаз, ответил сапожник, занятый особенно важный стежком. — Погода самая что ни на есть знатная.
— Знатная, — кивнул Донал. — Только почему — то у вас тут странно пахнет. Правда, вечер здесь, пожалуй, ни при чём, и погода тоже.
— Тут вы тоже в точку попали, — согласился сапожник. — Но погода всё ж таки при чём, потому что ветерок — вот запах — то сюда и долетает. Это из сыромятни, она тут неподалёку. Кто привык, тому даже нравится. Вы не поверите, сэр, но я сквозь этот запах даже клевер могу учуять. Конечно, кожа не для всех так сладко пахнет, как для меня. Я ж сапожник, куда мне без сыромятни! Но когда сидишь тут целыми днями с утра до вечера, поневоле научишься выискивать маленькие радости да благодарить Господа Бога. А заново узнать старое благословение — это порой даже лучше, чем увидеть новое! Вот взять хоть пару башмаков: коли старые как следует починить, так они будут ещё лучше новых.
— Так — то оно так, — сказал Донал, — только я что — то не пойму, при чём здесь благословение.
— А вот вы представьте себе, сэр, как вы надеваете старые, знакомые башмаки, которые нигде не жмут, нигде не натирают и которые вам так отменно починили, что носить — не сносить! Разве это не то же самое, что заново увидеть давнее благословение, о котором вы раньше и не думали?
С этими словами сапожник на секунду поднял своё маленькое морщинистое лицо. Его весело посверкивающие глаза встретились с глазами бывшего пастуха, и тот увидел в них родственную душу, такую же необычную и чудну`ю. Старый мастер принадлежал к извечному братству тех христиан — философов, которые внешне оторваны друг от друга на годы и неизмеримые расстояния, но внутренне единомысленны и неотделимы от себе подобных. Самобытность в таких людях трудится рука об руку с терпением, свободно и неторопливо совершая своё дело. Во взгляде сапожника Донал увидел созревшую душу, выглядывающую из своего временного жилища и готовую по первому зову кинуться в солнечный свет новой жизни. Несколько мгновений он не шевелясь смотрел на своего нового знакомого мудрыми, прозорливыми глазами. Ему показалось, что они знакомы уже много лет.
Сапожник снова поднял голову и посмотрел на него.
— Вижу, вам тоже нужна моя помощь, — сказал он, добродушно кивая на босые ноги Донала.
— Точно так, — ответил Донал. — Не успел я от дома отойти, как оторвалась подошва, но не возвращаться же? Вот и пришлось топать босиком.
— И вы, должно быть, поблагодарили Господа за давнее, но новое благословение — за то, что вы и родились, и выросли с самыми настоящими подошвами, да ещё и своими, не покупными!
— По правде говоря, — ответил Донал, — мне и в самом деле есть за что Его благодарить. Столько всего вокруг хорошего! Неудивительно, что обо многих из этих благословений я просто забываю. Но я благодарен вам за напоминание — и спасибо Господу за то, что Он дал мне крепкие ноги!
Он снял со спины мешок, развязал тесёмки и протянул развалившийся башмак сапожнику. Тот присвистнул.
— Да — а… Что называется, душа от тела отлетела, — протянул он, неспешно и деловито рассматривая башмак со всех сторон.
— Ага, — согласился Донал. — Без воскрешения, пожалуй, не обойтись.
— И шутки — то у вас, сэр, старые! Только хорошая шутка не износится, пока рядом с нею живут поэзия и правда!
«Ну, кто теперь скажет, что это не Божьих рук дело? — подумал про себя Донал. — Я — то думал, что у меня просто башмак порвался, а Господь через этот башмак дал мне такого чудного друга!»
Тем временем сапожник продолжал внимательно разглядывать башмаки. |