— Обязательно. Сегодня же поговорю с миссис Брукс.

— А вы расскажете ей о том, что мы нашли?

— Нам надо об этом поговорить.

«Как ей выдержать всё это? — подумал Донал про Арктуру. — Как после такой находки она сможет остаться одна на целый день? Ведь до вечера ещё столько времени!»

Наконец винт плотно прижал ножку шкафа к полу. Донал поднялся, взглянул на Арктуру и только тут увидел, как она побледнела.

— Прошу вас, присядьте, миледи, — умоляюще сказал он. — Я бы сбегал за миссис Брукс, но не решаюсь оставить вас одну.

— Нет, нет, давайте пойдём вместе. Принесите мне, пожалуйста, вон тот флакон одеколона!

Донал никогда не видел ни одеколона, ни его флакона, но тут же бросился к туалетному столику и, верно угадав то, что ей было нужно, подал Арктуре одеколон. Пряный запах немного оживил её, она задышала глубже и ровнее, а потом с видимым усилием поднялась, и они медленно пошли к лестнице, чтобы спуститься вниз. Говорить о том, что им привелось сегодня увидеть, они были пока не в силах. У самой лестницы они остановились.

— Может быть, вы придёте сегодня в классную комнату? — предложил Донал. — Если хотите, посидите рядом с нами, пока мы с Дейви занимаемся.

— Да, да, — немедленно откликнулась она. — Я буду только рада. Может, вы и мне дадите какое — нибудь задание? Научите меня чему — нибудь?

— Я мог бы начать обучать вас греческому или математике — прежде всего, геометрии.

— Вы меня просто пугаете! Я ни за что не справлюсь!

— У страха только глаза велики! — смеясь ответил Донал. — В любом случае, мы с Дейви будем рядом. Вам, наверное, бывает так одиноко! Ведь сейчас вы почти не видитесь с мисс Кармайкл, да?

— С того дня в буковой аллее она не заходила ни разу. Мы, конечно, кланяемся друг другу в церкви, но она не придёт, пока я сама её не приглашу. А я пока не хочу её приглашать. Она только подумает, что я раскаиваюсь в сказанном и никак не могу без неё обойтись.

— Я бы на вашем месте тоже не торопился, — сказал Донал. — Пусть немного подождёт. По — моему, смирение пойдёт ей только на пользу.

— Вы совсем не знаете её, мистер Грант, если полагаете, что я могу оказать на неё хоть какое — то влияние.

— Простите, миледи. Я вовсе не хотел сказать, что вы должны усиленно заняться воспитанием смирения в мисс Кармайкл! Но вы не должны позволять ей господствовать над вами, как раньше. Она ничего не знает по — настоящему и о многом судит совершенно превратно, а ведь ненастоящее знание ещё хуже невежества. Может быть, мисс Грэм была бы для вас лучшей подругой?

— Она, конечно гораздо приятнее, но она почти никогда не думает о том, что важно для меня… Я имею в виду религию, веру, — добавила она, слегка запнувшись.

— Так это даже лучше.

— Мистер Грант! Как вы можете такое говорить?

— Вы же не дали мне закончить, миледи! Я хотел сказать, что это даже лучше, что мисс Грэм ни о чём таком не думает, пока об этом не забеспокоится её сердце. Вернее, пока оно не потянется к истинному покою.

У фарисея, например, голова была забита только этим, да и совесть, наверное, тоже, но он не ушёл из храма оправданным. А вот бедному мытарю, которого можно назвать бедным только из глупой жалости, не давало покоя его сердце . Не бойтесь — если сердце однажды забеспокоилось, его уже не остановить; а за ним уже последует и голова, и всё остальное… Так… А теперь куда бы мне спрятать это ведро, чтобы меня никто не заметил?

— Давайте я покажу вам короткий путь к башне Балиол, так что вам даже спускаться не придётся.