Не успела она договорить, как Донал поднялся и вышел на середину комнаты, исполненный праведного негодования.

— Леди Арктура, — проговорил он, — я не смею более молчать, когда в моём присутствии произносится такая гнусная клевета против Всеблагого Бога!

Леди Арктура вздрогнула и покрылась румянцем стыда и замешательства. Но воспитание и природная гордость тут же взяли верх. Она выпрямилась и с достоинством произнесла:

— Мистер Грант, вы, кажется, забываетесь!

— Я был бы только рад начисто позабыть о себе, миледи, — ответил Донал. — Но я не вправе забывать о чести своего Бога. Будь вы язычницей, я, наверное, подумал бы, что настало время просветить вас и открыть вам правду. Но слышать, как благородная и образованная дама, с детства знакомая с Библией, говорит такие вещи о Боге, сотворившем её и пославшем Своего Сына для её искупления, и не сказать ни одного слова в Его защиту, было бы настоящей трусостью!

— А вы — то откуда всё это знаете? Кто дал вам право так говорить? — выпалила леди Арктура. Сила, которую придала ей гордыня, уже начала покидать её.

— У меня была мать — христианка, — ответил Донал. — Да она и сейчас жива, слава Богу! Она научила меня любить только истину и ничего кроме истины. Библию я читал с детских лет, порой даже целыми днями, когда пас коров или овец. А ещё, сколько я себя помню, всегда старался исполнять то, что заповедал мне Господь. Потому — то я и могу сейчас подтвердить, что Бог есть истина, что Он есть свет и нет в Нём никакой тьмы, несправедливости или себялюбия. Я люблю Его всей своей душой, миледи!

Арктура хотела было ответить, что тоже любит Бога всем сердцем, но совесть её воспротивилась, и она промолчала.

— Я не говорю, что вы Его не любите, — продолжал Донал. — Правда, как можно любить Бога таким, каким вы Его описываете, ума не приложу! Тот, кто первым сказал о Нём такие мерзости, просто лжец и грешит против Бога. Ведь Он прекраснее всех самых прекрасных фантазий и мечтаний, которые только могут прийти в голову Его творениям.

Дрожа с ног до головы, леди Арктура поспешно поднялась и стремительно направилась к выходу. У двери она обернулась и позвала к себе Дейви.

Мальчик вопросительно посмотрел на своего учителя, молча спрашивая, идти ему или нет.

— Беги, Дейви, беги, — успокоительно сказал Донал.

Буквально через минуту Дейви вернулся. В глазах у него стояли слёзы.

— Арки говорит, что пожалуется на вас папе, — всхлипывал он. — Мистер Грант, неужели это правда, что вы опасный человек? Я ни за что не могу в это поверить, хотя вы и носите на поясе такой большой нож.

Донал рассмеялся.

— Это нож моего деда, называется скин — ду, — сказал он. — Я очиняю им перья. Но знаешь, Дейви, мне всегда странно, когда люди сердятся, если оказывается, что кто — то знает больше их самих. Им даже кажется, что своими знаниями человек пытается выставить их на посмешище или склонить ко злу, хотя на самом деле он лишь желает помочь им стать лучше!

— Но Арки и так хорошая, мистер Грант!

— Я в этом не сомневаюсь, Дейви. Но она не так хорошо знает Бога, как я, а иначе не стала бы говорить о Нём такие вещи. Теперь нам с тобой тоже придётся как следует о Нём поговорить и во всём разобраться.

— Ой нет, мистер Грант, лучше не надо! Давайте вообще не будем о Нём говорить. Арки сказала, что, если вы не дадите обещания больше не упоминать при мне о Боге, она пожалуется папе, и он вас выгонит!

— Дейви, — серьёзно произнёс Донал, — я не стал бы давать такого обещания, даже если бы взамен мне посулили отдать весь этот замок со слугами в придачу! Ведь Иисус сказал: «Кто отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими», а чем испытывать такое, я скорее брошусь с башни вниз головой! Разве так можно, Дейви? Вот скажи, хорошо ли будет, если человек отречётся от своего отца или матери?

— Не знаю, — ответил мальчик.