«…Когда Шпак узнал про погрузившийся в темноту одиннадцатый вагон, где ехал Лука, он все понял. Бородатый тоже разгадал тест с распределительным щитом, но ему пришлось легче: он разгадывал тест с другого конца. Развязка наступила, когда Феликс в последний раз пришел за вином. Бурый след разлитой „Марсалы“ тянулся за ним. Едва Феликс вышел, Шпак бросился следом. Он увидел темный тамбур, дверь, распахнутую на полотно, бурые пятна под ногами… — Здесь Денисов на мгновение прервал себя. — Если бы Шпак не был хозяином груза, а только сопровождающим, он отступился бы! Рисковать жизнью? Для дяди?» Версия о роли Шпака как одного из главарей наркобизнеса получала новое подтверждение.

«Шпак проскользнул в открытую дверь купе. Он не сомневался в том, что Лука расправился с электриком, завладел грузом. Вохмянин и Марина спали… — Денисов представил черноту, окружившую его самого, когда он на рассвете попросил Шалимова закрыть себя на месте происшествия. — Пустил ли Бородатый сразу в ход пичак или сначала потребовал свое? Теперь не узнать. Рюкзак Полетики-Голея оказался пустым, под подушкой ничего не было, кроме кошелька. Шпак подхватил со стола чей-то нож, выскочил в коридор. Дальше мгновенная реакция на распахнутую дверь тамбура: выбросить нож, кошелек. Вытереть кровь о поручень…

…Преступление заняло три-четыре минуты. Судебский с Дарби прошли в девятый и вернулись назад. Поэтому хозяин Дарби не видел в коридоре Шпака, а только Риту. — Денисов вспомнил о своей модели доказательства: „Свидетель, который кого-то не видел“. Таким был Судебский, который должен был увидеть Шпака, не будь он на месте преступления. — От движения двери в купе проснулся Ратц. Острая короткая стычка с Лукой за столом спровоцировала старую нестерпимую боль, заставила сорвать туго наложенные тридцать с лишним лет назад повязки. Обострившимся чутьем Ратц, как на фронте, на линии Прохладная — Гудермес, почувствовал смерть в купе…»

Денисов открыл «Фише-Бош», в глаза бросилась недавно сделанная запись:

«Свидетель Шпак: на багажном дворе толпа возбужденных людей. Оказывается, ударили собаку. Кого-то держали, кто-то побежал звонить в милицию…»

Шпак молча смотрел в окно. На лице в узловатых морщинах застыло выражение презрительной амбиции, спина еще больше выпрямилась.

«…У животного нашлись десятки защитников. Интересно, собрались бы все эти люди, если бы хулиган пнул вас или меня? Или оскорбил бы женщину?»

Денисов убрал записную книжку.

— Дельта! — объявил Шалимов.

В окнах мелькали многочисленные ерики.

— Вы переиграли! — заметил Шпаку Антон. — Принесли сторублевки в ресторан, когда узнали, что мы их ищем.

— А смысл? — Шпак обернулся.

— Только тот, кто совершил преступление, знал, что деньги Полетики-Голея он не тронул. И следовательно, их найдут…

«Антон будто бы ни в чем особо не преуспел… — подумал Денисов. Спорил с Вохмяниным об оценке личности, рассказал о соборной мечети Тимура… А между тем установил контакт с Феликсом, нашел Прудниковых. Не мне, а Антону Марина цитировала стихи Вероники Тушновой…»

Денисов устал.

Сабодаш еще говорил о чем-то со Шпаком. Денисов не принимал ни в чем участия. Завод, заставлявший его в течение суток непрерывно искать улики, отбрасывать, находить новые, неожиданно закончился.

Он закрыл глаза.