У здания отдела стояла Колыхалова.

— Наконец-то дождалась…

— Только не могу вздохнуть. Ты как?

— Не обращай внимания… — ККК всхлипнула, достала сигарету, пальцы дрожали. — Сейчас мой сынуля будет звонить… Температуру воздуха каждый день отмечает, ветер. Пасмурно или ясно. В школе поручили…

— Почему ты вспомнила?

— «Будь, — говорит, — мама, осторожнее при задержании. Прошу тебя!» — Она отвернулась.

— Привет ему, — сказал Денисов.

Стоявший у центрального зала младший инспектор окликнул:

— Бабичева видел? Всей Компанией прошли. Наверное, в «Приэльбрусье».

— Пожалуй, это теперь неважно, — сказал Денисов. Он еще не мог отойти от схватки.

Слова младшего инспектора все же застряли в сознании. Молодежное кафе «Приэльбрусье» было рядом.

«Может, пойти? А в медкомнату? — И сам себе ответил: — Сначала ужинать, потом в медкомнату, потом на рентген…»

Денисов шел через площадь. Собственная тень кралась за ним серой кошкой.

«Предположим, что Бахметьев прав, — думал он. — Горяинову казалось самым трудным прожить эти два дня после кражи икон… И ему и Анкудиновой. Но почему? Разве они знали, что их ждет? — Кругообразное движение собственных мыслей коробило. — Нет непрерывности! Даже верная гипотеза может затеряться как ключик, потому что не связана с предыдущей. — Раздумье причиняло не меньше боли, чем ребра. — „Все закрутилось после шестого февраля“, — писал Димка… Но что из этого?»

У входа в кафе садилась в такси шумная компания. Швейцар в форменной куртке, в очках, повторял:

— Полный порядок… Полный порядок…

В вестибюле гремела музыка. Гардеробщик — поджарый, на протезе, узнал Денисова, принял куртку без номерка.

— Иди, инспектор. Ужинай!

Гремела музыка. Однако эстрада была пуста.

«Четверг», — вспомнил Денисов.

Посетителей было мало. Зал уходил под прямым углом в сторону. Большинство гостей группировались ближе к эстраде.

Денисов нашел свободный столик недалеко от входа — вплотную к стене. С трудом сел. Малейшее движение вызывало боль.

«Как если бы я был деревом и повредил ствол, — подумал Денисов. — Не следовало приходить сюда…»

Компании Бабичева не было.

Он заказал гуляш, сметану, мясной салат. Подумав, прибавил еще ромштекс. Официантка оказалась знакомой.

— Спешите? Постараюсь не задержать…

Денисов огляделся. Сбоку за придвинутым к стене столом разговаривали несколько иностранцев в темных одеждах. Такими же темными, неулыбчивыми были их лица. Они не следили за танцующими, бутылка сухого вина стояла на их столе нетронутой. Касаясь друг друга головами, в отдалении сидели двое влюбленных, их медленная речь и касания были исполнены значения.

В другое время Денисов не уделил бы им внимания, следуя прагматическому правилу: люди смотрят, сыщики наблюдают. Но теперь, с завершением дела Анкудиновой и Горяинова, он часто думал о любви. Ведь именно любовь он положил было в основу разгадки происшедшего.

— Привет! — услышал Денисов.

Появившийся неожиданно Бабичев смотрел привычно-холодно. Рядом с ним стояла Лена Гераскина.

— Зашли поужинать? — спросил Бабичев.

Денисов кивнул.

Из-за угла зала показались Момот и Ольга Горяинова, величественная, со вздернутым носом.