— Уж не обессудьте, товарищ командир, — сказала Надежда, играя глазами, — гоним, вот, помаленьку. Водки-то нынче нет в магазинах.

— Николай, ты пошукай, что у нас там есть.

— Ой, да не надо, — замахала она руками, но тот уже выскочил на двор и через минуту вернулся с фляжкой, двумя банками все той же «Щуки в томатном соусе» и куском копченой колбасы. Консервы открывать не стали, а колбасу, почистив и порезав на тонкие ломтики, мать Надежды подала на стол в глиняной плоской тарелке.

— Ну, за знакомство, — поднимая пузатый граненый стаканчик, сказал водитель. — Только по полному, не симулировать. Вас как, мамаша, величать?

— Татьяна Федоровна, — слегка пошамкивая, ответила мать Надежды, — а можно просто баба Таня.

— Давай, баба Таня, за все хорошее!

Компанейский парень Колька. Не то что Свиридов. Подмигнув обеим женщинам, стал рассказывать анекдот про мужа, который уехал в командировку и не вовремя вернулся. Пока они смеялись, Воробьев, балагуря, налил всем опять по стопке разбавленного спирта из своей фляжки и предложил тост за то, чтоб сдох Гитлер. За такой тост грех не до конца пить. После совсем оживленный разговор пошел. Изо всех сил пытался Николай хозяйке понравиться, особенно, когда узнал, что она второй год вдовствует — муж в финскую погиб. Так и сыпал развеселыми историями, многозначительно заглядывал в глаза и, не жалея, подливал спирт — явно подпаивая вдову. Но та головы не теряла, после первых двух стопок только пригубливала, на балагура вообще не смотрела. А с Веней кокетничала вовсю. По всем статьям Воробьев у Свиридова выигрывает — под два метра ростом, волосы черные, кудрявые, лицо запоминающееся. Одно только у Вениамина преимущество — он начальник, а тот всего-навсего сержант, да и то младший.

Оперуполномоченный больше молчал. Надежде, видно, надоело тормошить неразговорчивого офицера, она принялась благосклонно улыбаться Николаю. Муторно у Вени на душе было. Во-первых, младшего брата Витюшку вспомнил, похоронку на которого получили в семье месяц назад. Во-вторых, про Людмилу, жену свою, подумал, которая ждала ребенка и жила у тещи, в селе, неподалеку от Приозерска. Фронт катился с такой быстротой, что в любой день немцы могли оказаться и там. С эвакуацией ничего не получалось. Родители уезжать отказались наотрез, а Людку куда с животом потащишь, если в октябре рожать?

Вот такие мысли бродили в слегка затуманенной голове оперуполномоченного уголовного розыска Свиридова Вениамина. Поэтому не было у него никакого настроения разыгрывать из себя кавалера.

Баба Таня вместе с внуком вскоре ушла спать. Воробьев вообще осмелел, вдову по спине похлопывает, потом за плечи обнял, будто бы в шутку, а сам руки не убирает. А та знай заливается, только зубы сверкают…

Свои три часа Свиридов отстоял благополучно, если не считать того, что после выпитого спиртного во рту ощущалась сухость. Он раз пять бегал к колодцу и жадно глотал прямо из ведра воду.

Николай приехал менять его вместе с Надеждой…

…Позавтракав горячей яичницей и выпив по кружке молока, Вениамин с Бельчиком двинули к амбару. На крыльце правления и на бревнах возле чахлого скверика сидели десятка два красноармейцев. Еще издали заметили трактор и две 122-мм пушки-гаубицы с оттянутыми в походном положении стволами. Несколько бойцов забрасывали орудия сломанными ветками. Колька, сунув голову под капот, возился с мотором. Рядом с ним стоял круглолицый старший лейтенант Вениных лет и два сержанта.

— Здравия желаю, — приложил ладонь к козырьку Веня. — Оперуполномоченный Свиридов.

— Старший лейтенант Холудяк, — представился артиллерист, подавая неожиданно мягкую руку.