Физиономия ее исказилась — она узнала маркизу.
— Здесь Помпадур! — завопила тетка, и вопль этот подхватили остальные.
Маркиза прижалась к обитой розовым шелком спинке. Не было нужды поторапливать возницу, он тоже видел, что в городе творится что-то странное и тоже не хотел никаких неприятностей.
Как грустно, что парижане произносят ее имя с такой ненавистью, как хотелось бы услышать ей в их голосах хоть толику дружелюбия и симпатии...
Она была рада, когда экипаж наконец-то достиг рю де Ришелье и она увидела ожидавшего ее маркиза де Гонта. — Что случилось? — первым же делом осведомилась она. — На улицах такое волнение.
Он провел ее в дом и ответил:
— Умерла мадам де Майи, весь день у ее дома на Сен-Томас-де-Лувр стоит толпа, и они величают покойницу святой.
— Мадам де Майи, первая из любовниц Луи... Святая?!
— Толпе нужны и свои святые, и свои жертвенные агнцы. Они уверяют, что пока король был с мадам де Майи, та подвигала Луи на добрые дела, и что когда король бросил ее, она всю себя посвятила бедноте.
Маркиза засмеялась:
— Интересно, а когда я умру, они тоже будут вспоминать меня добрыми словами?
— Прошу вас, мадам, давайте отвлечемся от этой грустной темы. Вы хотели бы освежиться перед обедом?
— Это было бы чудесно, но, увы, у меня не так много времени — маленькая Александрина ждет меня в монастыре.
Маркиз провел свою гостью в маленькую гостиную и приказал подать вина. Девушка, принесшая вино, была очень хорошенькой и очень юной — не старше четырнадцати.
При виде маркизы она вытаращила глаза, и маркиза одарила ее благосклонной улыбкой — она не жалела улыбок ни для кого, даже для служанок.
Когда девушка ушла, мадам де Помпадур заметила:
— Какая хорошенькая... эта ваша горничная.
— Да, она еще очаровательная невинная девчушка. Но скоро и у нее появится любовник — это неизбежно.
— Благодаря ее красоте?
— Конечно. И сопротивляться она, я в том уверен, не будет.
— Да, она полна чувственности, — согласилась маркиза. — Что ж, она молода и пышет здоровьем... Но поведайте мне последние новости, мсье де Гонт!
Он уже было начал что-то говорить, как в гостиную вдруг быстро вошел слуга. Маркиз был явно шокирован этим вторжением.
— Господин маркиз, — слуга повернулся к мадам де Помпадур и поклонился, — мадам... Простите меня за вторжение, но на задней аллее собирается толпа, они кричат, что взломают двери и ворвутся в дом.
Маркиз побледнел.
— Мадам, вам следует побыстрее сесть в экипаж, пока еще не поздно.
— Но моя дочь...
— Лучше пусть она денек прождет свою мать, чем никогда больше ее не увидит, — мрачно заметил маркиз.
— Неужели вы полагаете?..
— Мадам, мне известны нравы толпы.
Маркиз уверенно взял ее за руку и кивнул слуге:
— Глянь, есть ли кто-нибудь возле экипажа?
Слуга со всех ног бросился выполнять приказание и через секунду вернулся:
— Нет, мой господин, на улице народу пока мало. Маркиз торопливо проводил гостью к экипажу.
— Трогай поскорее, — приказал он вознице. — И... стрелой и Версаль!
Они мчались по улицам, и маркиза слышала, как прохожие, узнав экипаж, со злобой выкрикивали ее имя. Она сидела, глядя прямо перед собой, и думала лишь об одном: а что если самые смелые из агитаторов попробуют остановить экипаж? Что они сделают с женщиной, которую так отчаянно ненавидят?
Но, чем заслужила она такую ненависть?
Они сочиняли скабрезные стишки о ней — они называли их «пуазонады», — они распевали непристойные куплеты, они обвиняли ее во всех слабостях и грехах короля. |