Иначе чем объяснялась подобная ненависть? Тщедушный Артемис был как бельмо на глазу у отца - ведь его приходилось постоянно кормить. Хотя обычно ему доставались лишь куски черствого хлеба и объедки после отцовского обеда.
От него отвернулась даже родная мать, обменяла ребенка на золотые монеты…
А у толстого купца были такие противные мягкие руки…
Энтрери внезапно проснулся среди ночи. Он был весь в холодным поту, и влажные простыни прилипли к голому телу.
Услыхав рядом ровное дыхание Калийи, он несколько успокоился. Приподнявшись, Энтрери с удивлением обнаружил у себя на животе флейту Идалии. Он сел и поднес инструмент ближе к глазам, хотя в слабом лунном свете, просачивающемся сквозь единственное окошко, почти ничего нельзя было различить. Но он безошибочно узнал свою флейту и на ощупь, и по тем особым ощущениям, что она в нем вызывала.
На мгновение задумавшись, он припомнил, где же оставил инструмент перед сном - вроде на выступе деревянной рамы кровати, отсюда его легко было достать. Так что, видно, он бессознательно взял ее во сне, поэтому воспоминания и начали вновь преследовать его.
А может, это вовсе и не воспоминания? Так ли уж точны эти образы детства, проведенного в Мемноне? Может, это дьявольское наваждение волшебной флейты?
Правда, тот день, когда ему пришлось уйти с караваном, он помнил отчетливо, и образы, навеянные флейтой, полностью соответствовали действительности. Это последнее воспоминание о родном городе и предательство собственной матери уже тридцать лет не давали Артемису Энтрери покоя.
– Что с тобой? - негромко проговорила за его спиной Калийа. Тихо придвинувшись, она прильнула к его спине и обняла одной рукой, крепко прижав к себе. - Что с тобой?
Не зная, что ответить, Энтрери молча ощупывал дырочки флейты.
– Ты так напряжен, - заметила Калийа, чмокнув его в шею.
Он не шелохнулся, и она поняла, что он не в настроении.
– Злость не дает тебе покоя? - снова принялась допытываться она.- Злость, из-за которой ты стал тем, что ты есть?
– Да что ты можешь знать об этом?! - резко ответил Энтрери и бросил на подругу такой взгляд, что даже в темноте она почувствовала, что лезет не в свое дело.
– И на кого же ты злишься? Или на что? - тем не менее не отступила она.
– Это не злость, пожалуй,- задумчиво проговорил Энтрери, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. - Это омерзение.
– К чему-то?
– Да. - Он высвободился и встал.
Калийа соскользнула с постели, приблизилась к нему и сзади обвила руками шею.
– А ко мне ты не испытываешь омерзения? - шепнула она ему в самое ухо.
«Пока нет,- подумал Энтрери, но промолчал.- Но если так случится, я проткну мечом твое сердце».
Однако он сразу же заставил себя не думать об этом, погладил руку Калийи и, искоса глянув на нее, улыбнулся.
ЧАСТЬ 1
ТУГО НАТЯНУТЫЙ КАНАТ
Интересно, по-прежнему ли они странствуют вместе, как раньше, всегда готовые схватиться за оружие - не только для того, чтобы защититься от врагов, но и друг от друга?
Я часто думаю о них, Артемисе Энтрери и Джарлаксе. Даже во время нашествия полчищ орков во главе с королем Обальдом, даже в те дни, когда бушевала война и Мифрил Халлу грозила опасность, я время от времени уносился мыслями далеко-далеко, раздумывая о судьбе этой странной пары.
Почему они так занимают меня? Что касается Джарлакса, для меня он всегда будет связан с именем отца, Закнафейна, вместе с которым он когда-то бродил по окрестностям Мензоберранзана, как сейчас, быть может, путешествует с Артемисом Энтрери по Верхнему Миру. Джарлакс не соответствует расхожим представлениям о дроу, он всегда непредсказуем; даже сами темные эльфы никогда не знают, чего от него ждать. |