Мадх не знал, сколько времени его господин провел здесь в темноте. Стул отодвинулся назад, и человек начал подниматься, окутанный струящимся черным бархатом.
— Сардос медленно обернулся. Ты преуспел в своем деле.
Это не было вопросом. Сардос знал, что Мадх вернулся с победой. В противном случае он не вернулся бы вовсе.
Мадх улыбнулся.
— Да, мой господин. Все чалдианские Фразы отныне наши.
Мадх приблизился к Сардосу, снял с шеи кисет и вытряхнул драгоценный камень на ладонь. Затем протянул ее вперед.
Секунду Сардос просто стоял на месте. Его черные глаза впились в граненую поверхность камня. Затем будто вспышка озарила его лицо — лоб разгладился, а на губах заиграла улыбка. Волна радости захлестнула Мадха он не помнил, чтобы его господин когда-нибудь раньше улыбался.
— Я угодил вам? — спросил Мадх.
Сардос протянул руку, взял драгоценный камень двумя пальцами и поднял его вверх, все еще стоя спиной к свету.
— Я действительно очень доволен, — громыхнул Сардос. — Ко всему прочему, тебе еще повезло отыскать нисташи.
Драгоценный камень исчез в руке Сардоса, а сам маг шагнул к входу в туннель.
— Как скоро ты будешь готов к новому путешествию? — поинтересовался он, и в его глубоком голосе прозвучала нотка нетерпения.
Мадх вздохнул. Похоже, опере в Агитане придется подождать. Но благо страны превыше его личных удовольствий.
— Я в вашем распоряжении, господин, как всегда.
Сардос наклонил голову, принимая его ответ.
Хорошо. Через пять дней я отплываю из Тирсуса, но ты не успеешь встретиться со мной в столице. Мы остановимся сделать запасы провизии в Кхантуме. Там ты сядешь на корабль.
Мадх кивнул.
— Куда мы отправляемся?
У слова, слетевшего с губ Сардоса, был солоноватый привкус крови.
— Гонвир.
И на мгновение сердце Мадха замерло в груди. Гонвир, после эпохи Опустошения, — мертвая земля. Гонвир, именовавшийся Кирилеей, некогда был чудесным садом, волшебным домом крайн, и он же стал местом их последней битвы. Гонвир, где обитало лишь искривленное, искаженное, деформированное то, что не подчинялось больше никаким законам природы. Никто никогда не ездил в это отравленное место, поскольку в Гонвире не было ничего, что бы мог пожелать человек, будучи в здравом рассудке.
«В Гонвире вообще ничего нет», — подумал Мадх… Ничего, кроме развалин города Титум. И того здания в самом сердце города, где Атахр Вин и Тарем Хамир сотворили Принятие Обета. Здания, в котором этот Обет может быть нарушен.
Мадх заговорил странным, глухим голосом, а рука, шарившая в кармане, показалась ему самому очень далекой.
— Вы говорили, что Фразы нужны только для защиты, только для того, чтобы подчинить Чалдис нашей воле…
— Я действительно когда-то это говорил, — пророкотал Сардос, всем своим тоном выражая нежелание продолжать разговор.
Мадх по привычке уже готовился склонить голову в знак повиновения, но не сумел сдержаться. Слова срывались с его губ сперва медленно, а затем потекли бурным, неудержимым потоком.
— Вы сказали, что Индор никогда не захочет повергнуть мир в тот хаос, который царил до Принятия Обета.
— Достаточно! — рявкнул Сардос, сдвинув в гневе темные брови. — Через две недели жду тебя в Кхантуме.
Кровь стучала в голове Мадха. Он ощущал что-то похожее на опьянение.
— Я не могу позволить вам совершить это, — выдохнул он.
— Кхантум, — повторил маг.
Ладонь Мадха взорвалась острой болью, кожу пронзили иглы корня каханес. Эта мука была такой же знакомой, как спазмы, сотрясавшие тело, как слова, срывавшиеся с его губ. |