Действия 17-й танковой бригады майора Клыпина – это тоже забытая страница забытой истории. Страница очень яркая, поистине героическая, вполне достойная отдельной книги. И когда-нибудь она будет написана. Ведь всего каких-то десять лет назад я пришел в одно из московских издательств и сказал, что у меня есть рукопись книги о командарме М.Г. Ефремове. Мне не позволили даже вынуть рукопись из папки. «Ну что вы! – сказал человек, решавший тогда ее судьбу, на расстоянии, как маг. – Какой Ефремов?! Мы еще не обо всех маршалах написали! А Ефремова мы не продадим». Так и сказал. Делая вид, что не расслышал последней фразы, я пытался настаивать, правда, уже не по поводу своей рукописи. Бог с ней, с рукописью, подумал я, но генерал… И тут в комнату вошел охранник и сказал моему магу что-то о ключах и дверях. И вдруг тот спросил его: а скажите, любезный, кто такой генерал Ефремов и слыхали ль вы о таком вообще? «Это тот, который под Вязьмой застрелился?» – мгновенно отреагировал охранник. Когда охранник удалился, маг сказал, что судьбу книги не должен решать охранник… И уже на улице я спохватился: а все-таки решает!

От кого мы охраняем свою историю?

Теперь о генерале М.Г. Ефремове создана целая литература. Созданы музеи, сняты фильмы, установлены памятники и бюсты. Величина, а точнее, величие памяти о воине измеряется не размером и количеством звезд на петлицах или погонах, которые он выслужил при жизни, а тем, что воин совершил. Если же мы говорим о погибшем, то ничто другое, как его смерть, последние часы и мгновения жизни, не свидетельствует о сути этого человека. Командарм Ефремов не бросил своих солдат в окружении, не воспользовался возможностью вылететь из котла на самолете, а остался с ними до конца и испил общую чашу страданий и гибели. И, будучи тяжело раненным, застрелился, чтобы не стать пленным, трофеем в руках противника. В этом его величие. В этом залог его восхождения в нашей памяти, в нашем сознании и нашей народной душе. Мы испытываем трогательную жалость к погибшему герою. Всякие поправки, вроде «там было не совсем так», уже не столь существенны. Смерть героя покрыла все.

В канун 70-летия битвы за Москву в журнале «Сенатор» появилась статья сотрудников Центрального музея Великой Отечественной войны Галины Грин и Владимира Чернова «Семнадцатая танковая на Варшавском шоссе». В ней авторы рассказывают об одной досадной исторической ошибке, которая много десятков лет тиражировалась с подачи маршала Г.К. Жукова, который в своих «Воспоминаниях и размышлениях» неверно назвал имя командира той самой 17-й танковой бригады.

Это тот самый, довольно знаменитый эпизод воспоминаний, о том, как в начале октября Жуков ездил в сторону Малоярославца и Юхнова, чтобы понять состояние войск, оставшихся вне вяземского котла, и решить, что можно предпринять для недопущения противника к столице здесь, в центре, на наикратчайших путях к Москве.

«В 2 часа 30 минут 8 октября я позвонил И.В. Сталину. Он еще работал. Доложив обстановку на Западном фронте, я сказал:

– Главная опасность сейчас заключается в слабом прикрытии на можайской линии. Бронетанковые войска противника могут поэтому внезапно появиться под Москвой. Надо быстрее стягивать войска откуда только можно на можайскую линию обороны.

И.В. Сталин спросил:

– Где сейчас 19-я, 20-я армии и группа Болдина Западного фронта? Где 24-я и 32-я армии Резервного фронта?

– В окружении западнее и юго-западнее Вязьмы.

– Что вы намерены делать?

– Выезжаю сейчас же к Буденному.